Мистер Ду. Двуллер. 2. Пятый мастер

Автор: | 11 мая, 2015

1

 Удобно устроив ноги на спинке соседнего кресла, я сидел в своем номере гостиницы «Кентавр Золти», что на Гарделл-кэмп-стрит, шестьдесят семь, и невнимательно смотрел вечерние новости. С экрана бубнил чернявый, криво улыбающийся диктор в узких очках без оправы, отвлекая меня от изучения плоского ящика красного полированного дерева, покоившегося на моих коленях. В ящике было сокрыто мое сегодняшнее приобретение — изделие тумпстаунских умельцев под названием «мазафака-30».

«Мазафака» — это такой особенный гладкоствольный пистолет, внешне практически слизанный с девяносто третьей «беретты» (вплоть до откидной рукоятки впереди спус­ковой скобы и прилагающегося в комплекте складного приклада), но с электроспуском, под местный пятнадцатимиллиметровый безгильзовый боеприпас и с длинным, вызывающе торчащим из рукоятки магазином на тридцать зарядов, откуда, собственно, в названии и возникла цифра 30. Изделие не обладало (само собой) отражателем и могло палить как одиночными, так и фиксированными очередями по три выстрела, а могло и высадить весь магазин за раз, и весило притом более полутора килограмм. Зачем такое чудо нужно живой природе — попытка ведения прицельного огня из него на расстояние более пяти метров, на мой вкус, была явно обречена на неудачу, да и глушитель «мазафаке» был столь же явно противопоказан, зато никаких гильз — с первого взгляда я разобраться не успел, а потому на всякий случай прикупил. Я вообще люблю все то, что стреляет, а из этой машинки, судя по всему, можно пострелять со вкусом и от души, особенно в упор. То есть сделать вполне достойное решето, а потом пойти уже пить пиво.

— …Тело мистера Кайзека было найдено сегодня утром практически разрубленным на части. Неизвестный убийца прекрасно владеет мечом и каким мечом! Превосходным мечом! Таинственный злодей не нанес ни одного лишнего удара, его клинок прошел сквозь несчастного Кайзека как сквозь свежее масло с фермы Бакстона, — блистал очками диктор. — Конечно же, наш доблестный мистер Кайзек не сдался без боя, он храбро защищался, но его прославленная во многих соревнованиях сабля оказалась бессильна перед мощью нападавшего. Меч неизвестного перерубил саблю пополам, когда истекающий кровью Кайзек пытался парировать удар злодея…

На экране появился снимок: на нем покойный Кайзек выглядел совсем не так презентабельно, как при жизни — просто высунувший язык труп с вытаращенными от нежелания покидать этот прекрасный мир глазами; лужа крови и в ней обломки клинка. Совсем не тот горделивый и шустрый красавчик, который на прошлой неделе блистательно, можно сказать, шутя защитил свой титул чемпиона города по фехтованию на саблях. Я был на турнире и Кайзек мне откровенно не понравился: излишне бравировал своими талантами, чересчур много болтал в промежутках между выпадами, слишком презрительно относился к выходящим против него. Однако фехтовал он изрядно, тут нужно отдать покойнику должное… И почему это говенные люди так часто оказываются весьма одаренными? Природе давно пора задуматься над этим удивительным обстоятельством. Не все же нам, грешным, исправлять ее недоработки подручными средствами.

Я вынул «мазафаку» из ящика, повертел в руках, набил магазин зарядами и загнал в положенное ему место. Дослал патрон в ствол. Приложенная к пушке многостраничная рекламка предлагала приобрести разрывные, зажигательные и всякие другие полезные патроны, а также лазерный целеукзатель (неизвестно зачем) и массу иных полезных «мазафаке» и ее владельцу причиндалов.

— …Еще один труп за один день! — продолжал веселиться диктор. — Про что только думает наша доблестная полиция, хотелось бы знать? Вот о чем вопрошает взволнованная общественность! — За спиной оратора промелькнули смутные съемки какой-то жидкой толпы с плакатами неясного содержания: видимо, та самая общественность. — И Кайзек, и Ши Ба-бао убиты с двух ударов — совершенно очевидно, что это серийные убийства, и если полиция и дальше будет ковырять в носу, мы еще не раз станем свидетелями кровавого кошмара!..

Я положил «мазафаку» на пол и устало потянулся к холодильнику за пивом. Увы, очкарик близок к истине: серией пахнет за милю. И высокомерный саблист Кайзек, и мастер каких-то там единоборств низкорослый китаец Ши Ба-бао убиты удивительно похоже: первый удар — справа и потом второй, возвратный, слева. Вжик-вжик. Кайзек и посопротивляться-то как следует не успел — его свалили у выхода из офиса: да-да, этот тип держал офис, на первом этаже своего тренировочного зала, где давал уроки избранным, сам же жил во втором. У него, говорят, был целый ритуал приема на обучение — мэтр не делился секретами мастерства с кем попало, прибегал ко всяким уловкам и штучкам, по большей части совершенно дурацким, но главным критерием для Кайзека были, вне сомнения, деньги. А вот мастер Ши Ба-бао учил всех подряд, не делая различий между бедными и богатыми, то есть был гораздо демократичнее, и наверное поэтому убийце пришлось с ним несколько повозиться: китайский мастер, специализировавшийся на саньцзекуне и одержавший не одну победу над другими бойцами, пользующимися такими палками, был найден в середине своего зала, в котором царил беспорядок, выдававший активные боевые действия: порублены стойки с оружием, рассечена каллиграфическая надпись, призывающая к усердию в учении, высажена дверь. То есть Кайзека наш неизвестный друг просто зарезал, а Ши Ба-бао удалось некоторое время посопротивляться.

И — характерные два удара мечом. Больше ничего примечательного. Нет бы написать на стенке свежей кровью жертвы многозначительное «здесь был хайлэндер», случайно обронить бумажник с водительским удостоверением, как следует порезаться о стекло и оставить на осколках жирные отпечатки всех десяти пальцев! Но — ничего. Ничего. Совсем.

Так что не надо про полицию. Она в моем лице как раз в носу не ковыряла, а тщательно исследовала оба места преступления, нагнала туда толпу экспертов и разобрала по винтикам офис Кайзека, но кроме хорошо спрятанного альбома с фотографиями педерастического вида молодых людей ничего интересного не обнаружила. У китайца Ши Ба-бао даже и альбомчика не нашли. Все, что явно связывало эти случаи — два смертоносных удара, один день и чемпионские титулы обоих убитых.

Я сковырнул крышку и хлебнул пива из горлышка, а потом взял пульт и выключил телевизор: начался репортаж с выставки племенных быков — горообразные производители угрюмо смотрели в камеру, а один приветствовал публику коротким страстным мычанием. Быками я интересовался мало.

В номере сделалось совсем тихо — и стал слышен скрежет отмычки в замке. Звук, впрочем, тут же стих: там, за дверью просекли, что телевизор перестал вещать, и затаились.

«Забавно», — подумал я, подхватив с пола «мазафаку». От легкого, хорошо рассчитанного толчка кресло, в котором я сидел, неслышно описало на колесиках плавную дугу по толстому ковру и развернуло меня лицом к двери. Интересно, чтобы в дым расфигачить эту дверь и ее окрестности хватит одного магазина? На всякий случай я приготовил второй. Их было два в ящике — два магазина и соответствующее количество боеприпасов в специальных красивых коробочках. Причем в одной, судя по маркировке, содержалось что-то вроде «глэйзеров», патронов с мелкой дробью. И у меня так и чесались руки — проверить качество местного оружия в условиях, приближенных к боевым.

— Войдите! — громко пригласил я. — Что ж на пороге стоять?

Приглашения будто ждали: дверь тут же распахнулась — почти слетела с петель — от мощного удара, и в комнату, толкаясь, устремились темные крупногабаритные силуэты. Лампочку в коридоре они предусмотрительно вывинтили. В номере тоже кроме слабенького ночника в углу все освещение было выключено — так что сразу нападающие меня не углядели, да и я толком их не рассмотрел, но дверь была полностью в секторе прямого огня, и я, не раздумывая, переключился на стрельбу короткими очередями и пару раз, не целясь, нажал на спуск.

Первые два пришельца, отброшенные выстрелами, врезались в набегавших сзади, а потом ухнули на пол — тут же в ответ зачпокали чуть слышно скорострельные выстрелы через глушители, и я, опрокидывая кресло, скользнул на пол, огрызаясь из «мазафаки». Хлопнул пробитый экран телевизора. Захрустело раздираемое кучными попаданиями дерево шкафа. Глухо стукнуло в пол недалеко от меня. Зазвенели оконные стекла.

Ну что же, проверим режим длинной очереди — перекатившись к телевизору, я привстал и высадил в дверь остатки магазина, мгновенно сменил его и продолжил развлекаться.

Грохот стоял страшный, реактивные заряды неслись потоком, сметая все на своем пути, и я в полной мере оценил достоинства дополнительной рукоятки: «мазафака» яростно дергалась в руках, норовя задрать ствол и разнести в клочья не только нападавших, но и все в окрестностях пяти-шести метров. И что хорошо: ее ни разу не перекосило, не заклинило — «мазафака» работала отменно.

Когда и со вторым магазином было покончено, я выхватил из наплечной кобуры привычную «беретту» — 92FS Elite, пятнадцать патронов в магазине — сделал осторожный шаг к двери и зажег верхний свет.

Если кто из поздних визитеров и остался в живых, то только потому, что вовремя убежал, судорожно придерживая полные от впечатлений штаны, но это вряд ли — на пороге и в коридоре я насчитал шесть хорошо укомплектованных свинцом тел, которые совершенно не подавали признаков разумной жизни. Маловато для похода к инспектору Баттлеру, но вполне достаточно, чтобы оказать уважение простому сержанту отдела расследований. Справедливо: общество должно придерживаться строгих представлений об иерархии. Интересно, а в каком количестве эти люди ходят в гости к господину шерифу?

— Стой-руки-вверх! — Раздалось скороговоркой из коридора, блеснул фонарь и в мою сторону уверенно затопали. — Стреляю-без-предупреждения!

— Не надо, мистер Маккормик, — попросил я. — Это меня убивать приходили. Меня, Дэдлиба из семнадцатого.

— Ах, поганцы, — без малейшего сожаления в голосе посетовал, появляясь в дверях, Лайам Маккормик, рослый лысеющий здоровяк с рыжими ухоженными бакенбардами. Опустив винчестер, он выключил фонарь и бегло осмотрел поле боя, особо задержавшись на практически вышедшей из строя двери и искалеченных стенах. — Как насвинячили-то… — Высоко поднимая длинные тощие ноги, перешагнул через пару туш на полу и вступил в разоренный номер. Погрозил пальцем одному из покойников. — Говорил я тебе, Лаки, сиди ровно на своей жирной жопе, а то плохо кончишь.

— Вы знаете этого красавца, сэр? — поинтересовался я, открывая холодильник и доставая пару пива. — То есть знали, пока он еще выдвигался своим ходом?

— Лаки Пьюзо, — кивнул хозяин «Кентавра». — Шестерка Панакози. Макаронник паршивый. Я его вот таким помню! — Маккормик показал примерные размеры тогдашнего Лаки. — Еще когда он кошек мучил. Однажды я его прилично вздул. А ему хоть что. Вон какой вымахал.

— Ну да, ну да. Эти макароны — они никогда до добра не доводят. И вообще меньше надо жрать! — я протянул Лайаму бутылку. — Некоторые люди никогда не учатся. Не умеют. Или просто упрямы от природы. Вот знавал я одного урода, который даже читать толком не умел, до того был принципиальный. И очень обижался, когда ему предлагали научиться… Вы вот что, Маккормик, дайте мне какой-нибудь другой номер, а то тут совершенно невозможно жить. А ремонт, само собой, я оплачу.

Ирландская рожа Лайама сразу же стала добрее.

В это время кармане неожиданно разразился трелью мобильник.

— Дэдлиб! — голос инспектора Баттлера был ласков как грохочущая под как следует подкованными сапогами жесть. — Быстро дуйте в управление. У нас еще один труп.

Ага. А у меня — целых шесть. Тепленькие.

2

Лицо Кэндзабуро Ватанабэ было в общем-то безоблачным. Если не считать брызг крови на правой, хорошо выбритой щеке мастера айкидо. Никаких вытаращенных глаз, раззявленного в напрасной попытке еще подышать рта или другого какого-нибудь инфернального искажения черт — носитель банальной фамилии Ватанабэ спокойно, аккуратно, даже красиво лежал на боку в своем додзё, и даже темная лужа рядом с телом смотрелась естественно и гармонично. Кругом наличествовали следы борьбы: кто-то пару раз прилично впечатался в стену, но хозяин покоился в кровище словно безмятежный лотос в тихом пруду. А на берегу пруда чужеродной глыбой возвышался инспектор Баттлер — пыхтел сигарой и пускал дымы. Разглядывал. Любовался пейзажем.

— Дэдлиб! — констатировал он, завидев меня у входа. — Давайте сюда.

Я кивнул околачивавшемуся поблизости сержанту Майлсу, обошел ползавшего на полу эксперта и приблизился к Дэвлину и покойнику.

— Вот, — инспектор ткнул сигарой в Ватанабэ. — Видите?

— Крупный, — согласился я, присаживаясь на корточки. — Но не такой, как мог бы быть.

— То есть? — подозрительно прищурился сверху вниз Баттлер.

— Правильно питался, — пояснил я, рассматривая убитого. — На первый взгляд, жировые отложения минимальны или вовсе отсутствуют.

Баттлер громко кашлянул и сделал тщетную попытку присесть рядом, но не преуспел — вовремя спохватился и только потому не брякнулся на спину.

— Дэдлиб, — погрозил он пальцем, восстановив равновесие. — Бросайте ваши штучки. Это уже третий случай.

— Еще бы, сэр! — я поднялся на ноги. — Невооруженным глазом видно, что орудовал один человек: все те же два удара. Видите? Вот и вот. Кайзек, Ши и теперь Ватанабэ. Кстати, чем он знаменит?

Дэвлин щелкнул пальцами, не глядя протянул руку и ближайший полицейский тут же вставил в нее тонкую папочку.

— Кендзабуро Ватанабэ, тридцати двух лет, неженатый… так… додзё на Судзуки-стрит… победитель всетумпстаунских соревнований по айкидо… это когда бросают… мастер, продолжатель, наследник традиций… — пробубнил он, пробежав глазами по листочкам. — Достойный человек и примерный гражданин. Член «Демократии».

— А?

— Партия такая.

— Ах партия! Это хорошо, это мне нравится, я люблю, когда партии… — начал было я, но Баттлер ощутимо вонзил мне в грудь указательный палец.

— Дэдлиб. Это — потом. Сейчас Ватанабэ. Меня беспокоит, что какой-то придурок разгуливает по городу с мечом. И всех рубит. Поймайте его. Живо.

— Непременно, сэр. Уже ловлю. Но хочу вам заметить, что рубит этот придурок далеко не всех, а только разных мастеров. Победителей.

— Не слепой, — обозначил желание кивнуть инспектор. — Так что действуйте. Не тяните. Я на вас надеюсь. — Хлопнув меня по плечу, Баттлер развернулся всем корпусом и потопал было на выход, как в додзё появилось новое действующее лицо.

Господин Аллен Дик Дройт, шериф и граф Винздорский.

Он неторопливо возник в дверях, одарил легкой улыбкой всех собравшихся, никого, впрочем, особо не выделяя, а потом прошествовал к нам.

— Дэв, — остановился г. шериф перед Баттлером. — Я вижу, то, что рассказывают про Кена — правда.

— К сожалению, Аллен, — инспектор сочувственно развел руки на четверть ядра. — Ватанабэ мертв.

Дройт обогнул Баттлера и достиг края кровавого прудика. Долго смотрел на покойника. Потом прошептал что-то неслышное, поднял голову и тут печальный взгляд его наткнулся на меня.

— А, это вы, Дэдлиб, — г. шериф протянул мне руку. — Удивительно грустная история. Я давно знал Кендзабуро. Он был в высшей степени достойный человек. В жизни мухи не обидел. Ужасно! —Дройт вынул из кармана трубку и предался набиванию.

— Охотно вам верю, сэр, — отвечал я.

Дройт взглянул на меня с интересом.

— Я имел в виду, что не знал покойного совершенно, но человек, живший плохо, вряд ли способен умереть так красиво. Вот я о чем.

Шериф кивнул.

— Дэв, — обернулся он к Баттлеру. — Ты кому поручил дело? Дэдлибу? Правильно. У меня на этого сержанта самые серьезные виды. Он способный.

— Болтает много, — бесцветным голосом наябедничал инспектор. — Треплется.

— Молодой еще, — Дройт раскурил трубку и в додзё приятно запахло. — У него все впереди. Эх, Дэв, ведь когда-то и мы были молодыми, а?

На лице Баттлера — а к тому времени я уже научился сносно разбираться в нюансах его экономной мимики — отразилось легкое сомнение. И в этом смысле я полностью был на стороне инспектора: хоть убей, не могу представить его бегающим в коротких штанишках и с соплей до подбородка. Баттлер родился сразу в пиджаке и с кольтом «анаконда» под мышкой, и если кто-то скажет вам, что было иначе, немедленно плюньте ему в наглую рожу.

— Позвольте заметить, сэр, — подал я голос, — что молодость определенно не относится к моим недостаткам. В любом случае ее компенсирует то, как здорово и результативно я стреляю буквально из всего.

— Славно, дружочек, славно, — закивал г. шериф. — И вы знаете, надо бы злодея найти. Поскорее, ладно? А то что получается: он так нам всех мало-мальски интересных людей в городе перережет. Куда это годится и что мы тогда будем делать? Где теперь человек, желающий взять десяток уроков айкидо, сможет найти достойного его талантов учителя? Нет, Дэдлиб, терпеть это невозможно. У вас, кстати, как с разными единоборствами? — прищурился граф. — Ну каратэ там всякое, ушу, прочее хапкидо? Владеете?

— Так… — Я скромно потупил взор. — Немножко здесь, чуть-чуть там. Исключительно для практических целей. Самооборона там, то да сё.

— Это вы напрасно! — осудил меня г. шериф. — Систематическое образование очень полезно. Ну да ничего, наверстаем. А пока… Пока вам, Дэдлиб, понадобится толковый консультант. И я вам пришлю такого. Вы где остановились?

— В «Кентавре Золти». Семнадцатый номер. Но… — Я замялся.

— Да?

— Но там сейчас, гм, несколько не прибрано. Я наверное перееду в другой номер.

— А что такое? — живо заинтересовался Дройт. — Клопы? Или старый хрыч Маккормик совсем перестал стирать простыни?

— Ничего подобного! — я протестующе выставил перед собой ладони. — Просто зашли на огонек ребята дона Панакози. Мы не сошлись во мнениях по поводу того, какой калибр для пистолета будет самым правильным.

— А, такое бывает, бывает, — согласился шериф. — Люди часто спорят из-за очевидных вещей. И как все закончилось?

— Положительно. У них калибр оказался меньше, сэр. Так что теперь в моем номере грязновато.

— Н-да, — господин Дройт выпустил клуб ароматного дыма. —Так тоже случается, однако — негоже вам по гостиницам отираться, и это мы в самое ближайшее время поправим. А пока… Пока, как и было сказано, я пришлю вам консультанта. Он найдет вас, в каком бы номере какой бы гостиницы вы не были. За работу, Дэдлиб, за работу.

3

Как я понял, у обитателей управления полиции славного городка Тумпстауна рабочий день был совершенно ненормированный. То есть старинный особняк на площади дю Плесси с наступлением ночи отнюдь не пустел — просто зажигались многочисленные лампы и гасли они только тогда, когда утром из-за горизонта появлялось хорошо выспавшееся солнышко и надобность в дополнительном освещении пропадала. Когда я, покинув очередное место очередного преступления, распахнул входную дверь особняка, охватившее меня на улице наивное ощущение, будто давно уже перевалило за полночь, рассеялось без остатка — в управлении полиции царило оживление: никто не клевал носом, но напротив — все сновали туда и сюда с самым деловым видом, а прямо в вестибюле активно, громко и со вкусом разъясняли права очередному забулдыге.

(Надо вам знать, что тумпстаунское управление полиции к описываемому моменту состояло из ряда отделов — отдела по контролю за информацией, отдела налоговых нарушений и еще нескольких — и во главе каждого стоял инспектор, а у него в подчинении находилось несколько сержантов, и ниже — еще куча рядовых полицейских, а во главе всего хозяйства стоял г. шериф. Отдел, в котором с недавнего времени повезло служить и защищать мне, официально назывался «Отдел расследования тяжких преступлений» и, что уж там, во всем управлении — именно этот отдел был и есть до сих пор самый важный. Частное мнение сержанта Дэдлиба.)

То, что в полиции царили свет и суета, мне даже понравилось, потому что сегодняшних впечатлений было более чем достаточно, и не хватало еще пробираться к служебному столу впотьмах, натыкаясь на углы и мебель. Ибо как только эксперты закончили свои важные дела и собрали необходимый для многозначительных выводов материал, скучавший в додзё Аллен Дик Дройт выразительно глянул на меня: все ли? — получил кивок, вышел и вскоре вернулся в сопровождении пяти рослых азиатов в одинаковых темно-синих кимоно и с мечами за поясом. Единообразные лица пришедших не выражали ровным счетом ничего и лишь черные глаза внимательно зыркали по сторонам. Вся эта расчудесная компания подошла к Ватанабэ, синхронно поклонилась телу, а потом аккуратно и бережно подняла покойного, возложила на принесенные с собой носилки, укрыла плотной серой тканью и, повинуясь жесту г. шерифа, потащила прочь. Я сделал было шаг следом, но Дройт придержал меня за рукав и пояснил, что убитого понесли к японскому князю Тайдзо Тамура, который очень хорошо относился к Кендзабуро, и теперь тело мастера займет место в фамильном княжеском храме, дабы все желающие могли попрощаться с погибшим. Тут я глубокомысленно кивнул, потому как с детства отношусь к чужим обычаям с пониманием, то есть вполне допускаю, что они тоже могут быть.

— Вот так вот, дружочек… — задумчиво глядя вслед японцам, поведал г. шериф. — А с этим Панакози… Я могу нанести ему визит, если хотите.

— Что вы, сэр! — воскликнул я с искренним возмущением. — Зачем это? Я и сам прекрасно знаю, где он обитает, мне инспектор Баттлер показал. Тут недалеко. Мы уже встречались с доном Джузеппе, он нас кроликом угостил, но, видимо, не до конца проникся, так что придется зайти еще раз. Разве что вы так сильно любите кроликов св. Марии…

— О нет, спасибо, — решительно отказался Дройт, скворча трубкой. — У меня прекрасный повар. На худой конец всегда можно зайти к Кисленнену. Кстати, вы бывали уже в «Трех кружках»?..

Светская беседа в разоренном додзё продолжалась пока курилась трубка г. шерифа, после чего я счел возможным вежливо откланяться и устремился в управление. Надо было наконец разобраться, что за тип решил порезвиться с мечом в нашем городе, и как его изловить. За мной на значительном удалении следовал какой-то журналист — изо всех сил пытаясь быть незаметным, чудак, — но близ управления подотстал.

Штатный компьютер, покопавшись в обширной базе данных, выдал мне длиннющий список имен тех, кто в Тумпстауне активно практиковал всякие боевые искусства, с оружием и без — и я лишний раз порадовался, в каком замечательном городе нынче живу: население подобралось сплошь любознательное, не чуждое не просто подраться, но и поделиться бесценным опытом с окружающими. В списке значились не только те, кто содержал какие-либо учебные или тренировочные заведения — их как раз оказалось, скажем прямо, мало: всего четверо — но вообще все, кто так или иначе был замечен властями в каких-либо единоборствах. Но печаль состояла не в том, что подобных людей нашлась чертова туча, а в том, что тумпстаунские мостовые наверняка топтали джентльмены, в данный список по разным причинам не попавшие. Проверять в итоге следовало половину города, включая некоторых особенно прытких женщин и чересчур способных детей. Хорошенькая перспектива!

Вооружившись пивом, я принялся курить сигарету за сигаретой, медитируя над списком, но на третьей бутылке «Асахи» понял, что все усилия останутся бесплодными до тех пор, пока меня не посетит плодотворная сыщицкая идея.

Что мы, в сущности, имеем?

Три трупа, умерщвленных однотипным способом — с помощью прекрасно наточенного холодного оружия с лезвием длиной примерно в метр с небольшим (предположительно мечом). Данный меч — явление, вне всяких сомнений, уникальное, ибо прекрасно рубит не только человеческую плоть, что естественно, но и более твердые предметы, назначенные как раз для того, чтобы подобные атаки отражать: например, саблю Кайзека, а она была очень и очень хорошей, эта сабля.

Далее. Все трое покойных были мастерами своего дела, то есть убить их — задачка, мягко говоря, не из простых. И если бы за дело взялся, например, я, то первым делом нашвырял бы в додзё или в офис Кайзека или в зал Ши Ба-бао разных гранат, а уж потом зашел бы и добил все то, что еще почему-то шевелится. Если же грохот нежелателен, то можно прикупить глушитель к «мазафаке» и банально расстрелять мастера Ватанабэ в упор. Я допускаю, что в арсенале Кэндзабуро были всякие штучки, которые позволили бы ему без особенных потерь уйти с линии огня, однако же преимущества огнестрельного оружия перед пустыми руками очевидны, да и я тоже не вчера родился — рано или поздно Ватанабэ я бы подстрелил. И это только самая верхушка айсберга под названием «хочу-надежно-покончить-с-человеком-который-мне-не-нравится». Ведь способов — масса.

Значит — что? Значит — убийца или очень надеялся на свой меч и умение с ним обращаться, или же для него по каким-то причинам было важно покончить с противником именно мечом. И не абы с каким противником, а с противником умелым и заслуженным, держателем школы. А вот на этом уже можно сыграть…

За спиной тихонько кашлянули, и я, чуть не уронив пиво, стремительно повернулся, на ходу выхватывая «беретту».

— Ой! Ой! Не убивайте меня, пожалуйста! — дурашливым тоном попросил некий плохо выбритый монголоидного вида тип в зеленом пиджаке, комфортно рассевшийся на подоконнике. Мало того, что он неслышно залез в закрытое окно с опущенными жалюзи, ничуть их не потревожив, так еще теперь нагло болтал ногами! — Хороший пистолетик! — польстил мне тип, улыбаясь прямо в ствол «беретты».

— Да, неплохой, — согласился я. — В этом пистолетике полно пулек. И я прямо сейчас их все до одной использую по прямому назначению, коли вы не представитесь и не предъявите убедительные аргументы, почему я должен оставить вас в живых.

Небритый, не переставая улыбаться, сделал едва заметное движение правой рукой и в стол рядом со мной вонзился некрупный, но острый ножик. Я, само собой, на долю секунды перевел на него взгляд, и тут же могучий ураган пронесся мимо — и вырвал «беретту» из моих рук. Это меня не особенно обескуражило: не дожидаясь дальнейшего развития событий, я рухнул на пол и, укрывшись за столом, выхватил вторую «беретту», а также и «мазафаку». Какой нахальный тип однако!

— Эй, быстрый мой! — воззвал я из-за своего укрытия, чутко карауля стволами малейшее движение вокруг. — Я до сих пор не угрохал вас только потому, что не хочу сорить в своем новом кабинете. Обычно я сначала стреляю, а потом уже начинаю разговаривать. Но раз уж вышло иначе… может, все же поговорим? Я имею в виду — прежде чем я вас застрелю. Обещаю: без достаточного повода нажимать на спуск не буду.

— Идет! — весело ответили мне от двери.

Я осторожно, не опуская пистолетов, поднялся и увидел небритого: он стоял в непринужденной позе и с моей «береттой». Пистолет сей наглый тип держал за ствол.

— Начнем сначала? — предложил я, убрав на место «беретту».

— Ага, — кивнул тип и шагнул в круг света настольной лампы. Протянул руку. — Люлю.

— Дэдлиб, — отвечал я, пожимая ее и внимательно разглядывая посетителя.

Очень примечательная личность: очевидный японец, однако же с примесью европейской крови, нарочито заросший недельной щетиной — наверное, поддержание ее в таком состоянии требовало немалых ежедневных усилий — в зеленом волосатом пиджаке, под которым виднелась серая футболочка, в свободных синих джинсах и в армейского типа грубых ботинках. Лицо скорее круглое, про такое обычно говорят (и правильно делают!) «рожа», жизнерадостное, глазки с прищуром, брови тонкие, некустистые. Черная шапка роскошных, плохо чесаных волос, закрывающих уши. От японца исходила сильная аура доброжелательной силы: шути-шути, но и меру знай, а то получишь.

Дав мне вволю себя разглядеть, назвавшийся странным именем Люлю гость бросил на стол «беретту», ловко вытащил свой ножик и неуловимым движением спрятал куда-то в рукав, а затем плюхнулся в кресло для посетителей, вытянул ноги и с ухмылкой на меня уставился.

— Да успокойтесь вы, Дэдлиб, — посоветовал он. — Спрячьте вашу артиллерию. Я консультант. Меня Аллен прислал.

Ну конечно!

Я сел напротив и открыл холодильник.

— Пива?

— О нет! — махнул ладошкой Люлю. — Лучше виски.

— Увы! — разочаровал я. — Виски я еще не успел запасти.

— Не беда. — Из внутреннего кармана Люлю достал металлическую фляжку. — «Чивас». Не хотите? Нет?..

Полностью консультанта звали Люлю Шоколадка и он был специалистом. Так и сказал: «я — специалист». И не соизволил уточнить, в чем именно, а я настаивал не слишком, ибо человек, способный проникнуть незамеченным в помещение через закрытое окно, вполне имеет право называться просто специалистом. Специалистом вообще, так сказать. С большой буквы «С».

Периодически прикладываясь к фляжке, Люлю внимательно выслушал мои соображения по поводу гибели Кайзека, Ши Ба-бао и Ватанабэ, бросил невнимательный взгляд на экран компьютера и хихикнул.

— Если бы спросили меня, — пояснил этот замечательный человек, — то я бы сказал, что в город приехал некто для того, чтобы померяться силами с нашими мастерами и в поединке определить, кто самый лучший… Слушайте, Дэдлиб, а давайте перейдем на «ты»? — неожиданно предложил Люлю. — Вот тяпнем по глоточку и перейдем.

Я кивнул, мы тяпнули и перешли.

— Так вот, Сэм, все это дико смахивает на выяснение, у кого яйца крупнее. Что работал один и тот же человек — ты не сомневаешься, я надеюсь? И этот человек — не наш, не местный. Мы тут уже все друг про друга выяснили — ну кто круче и тому подобное. Так что тебе надо искать чужака.

— Слушай, Люлю… — Я задумчиво отхлебнул пива. — Тут есть одна идея… А что, если не я буду искать чужака, а он — меня, а?

— На фига ты ему сдался-то? — Почтительности к полиции Шоколадка не испытывал ни на грош.

— А вот смотри… В городе всего четверо всяких официальных чемпионов и троих наш приятель уже угробил. Я же тут без году неделя, меня еще толком никто не успел узнать — вот только Панакози все в гости зайти норовит, а коли знал бы меня, так давно бросил бы это занятие…

— Джузеппе? — широко открыл глаза Люлю. — Какой забавник! Кажется, я давно не ел его кроликов.

— С кроликами — потом. Мысль следующая: я — чемпион в чем-нибудь. Ну, там, в каком-нибудь каратэ. Открываю зал и начинаю кричать на каждом углу, какой я свирепый, крутой и непобедимый…

— Сэм, ты не производишь впечатления свирепого, — покачал головой Люлю.

— А так? — я скорчил жуткую рожу и завращал глазами.

— Так лучше, — кивнул Шоколадка. — Только надо тебе еще глаз подбить. Лучше правый. Для пущей свирепости. И рожу расцарапать. Беру на себя.

— Может, еще половину уха отрезать или пару зубов выбить? Для убедительности? — саркастически полюбопытствовал я.

— А что! — живо ухватился за предложение Люлю. — А что, должно отлично выйти, — он присмотрелся ко мне внимательно, хлебнул виски и кажется хотел было полезть мне в рот руками, дабы выбрать зуб, но потом передумал, поскольку я вновь завращал глазами. — Левый верхний резец у тебя определенно лишний. Приобретешь необыкновенно бравый вид. Потом новый вставим, фарфоровый. А можем и не вставлять. Без резца ты еще лучше будешь, симпатичнее… Ну и? Вот расцарапаем мы тебе рожу, сломаем что-нибудь, растрезвоним, какой ты крутой — и что?

— А то, что люди ко мне потянутся, Люлю. Люди любят крутых. Крутые вызывают восхищение. И вместе с людьми припрется наш приятель с мечом. Придет ко мне пофехтовать. Тут мы его и накроем.

— Не уверен, — покрутил головой Шоколадка. — Если он человек последовательный, то сначала вырежет оставшегося, а потом уже явится к тебе. То есть сначала мы будем иметь еще один труп. И если он действительно так хорош, как хочется думать, то легко вы его не накроете. Скорее он вас почикает и спокойно уйдет пить зеленый чай. Или жасминовый.

— Ты думаешь, он — китаец?

— Да уж ясно, не белый… Но определенный смысл в твоем плане есть. То есть он настолько дурацкий, что может и сработать. Если не перегибать палку — в том смысле, что в меру хвастаться крутостью. Только вот… В чем ты будешь мастер? Как я понимаю, стрельба из пистолета этого субъекта не интересует. На худой конец — стрельба из лука.

— Да, нужно что-нибудь редкое, экзотическое. Вроде школы железного ануса. Чтоб он заинтересовался.

— Ладно, — Люлю критически оглядел меня с ног до головы. — Что-нибудь подберем. Только придется тебе немного попотеть. В смысле потренироваться. Овладеть приемами и все такое. Для видимости. Пошли!

И мы отправились овладевать приемами.

В подвале управления был устроен дивный спортивный зал со всякими тренажерами и разными полезными для развития организма вещами, и мы чудно провели среди них время — до самого утра.

Люлю подошел к делу творчески: за каких-нибудь полчаса он, оценив общий уровень моей подготовки (в результате чего я десяток раз звучно ахнулся о мат), соорудил специально для меня «прославленную школу алмазного пальца с гор Ушань», базовой стойкой которой избрал удивительную позицию на широко расставленных полусогнутых ногах с разведенными в стороны руками, пальцы которых были сложены в «козу». «В особых случаях можешь пальцы складывать в кукиш, — разрешил Шоколадка. — Производит впечатление».

Определив меня в эту сказочную стойку, мой консультант несколько раз прошелся кругом, делая отдельные уточняющие замечания — «спину держи всегда прямо, глубоко не приседай, быстро устанешь, правую ногу немного вперед» — после чего порадовал меня первым эффектным приемом «алмазного пальца»: мне было велено, не меняя положения спины и рук, подпрыгнуть вверх, хлопнуть подошвой о подошву и занять исходное положение, то есть удачно приземлиться на пол. «Издевается», — подумал я, однако же подпрыгнул, хлопнул пятками и приземлился, заработав удовлетворенную гримасу: Люлю явно не ожидал от меня такой прыти. «Чудненько!» — возрадовался он и тут же усложнил задачу: теперь мне предлагалось совершить все тот же прыжок с прихлопом, при этом проделав ужасающие пассы руками. Когда и с этим заданием я справился успешно, Люлю воодушевился пуще прежнего, назвал меня способным, поставил перед боксерской грушей и перешел к ударам пресловутыми «алмазными пальцами». В результате я чуть не сломал левый мизинец и почти сорвал грушу с каната. Люлю восхищенно покрутил головой — мой рейтинг в его глазах стремительно рос — и тут же разработал еще несколько столь эффективных приемов, что к девяти часам утра я действительно стал самым выдающимся из ныне живущих мастером непреоборимой школы «алмазного пальца».

— Вот теперь ты можешь выпить пива, — разрешил Шоколадка. — А я пойду сниму зал и займусь рекламой. У меня получится. Поверь мне.

4

Не знаю уж, что там такое проделал знатный специалист по имени Люлю Шоколадка, но уже с двенадцати часов дня свежеснятый в одном из ближайших к управлению переулков зал мастера Сэма из «прославленной школы алмазного пальца с гор Ушань» приобрел необычайную популярность. Прельщенные моими прыжками и черным кимоно с изображением все того же пальца на спине, ко мне записались восемь учеников, и еще трое вызвали меня на поединок: два монголоида и один высоченный европеец. Благодаря ночным урокам, советам Люлю и богатому жизненному опыту, я довольно быстро расправился с обоими монголоидами, а европейца — профессионального боксера-панчера — вообще уложил в первые пять секунд. Любопытные и вездесущие охотники за новостями все это время таращились в окна и толпились в дверях. Подозреваю, что добрую половину этой массовки нагнал все тот же Шоколадка. Возможно, и оба поверженных мною азиата также были его креатурами, но на это мне, честно говоря, было плевать: профессиональная гордость мастера единоборств меня вовсе не грызла. Поймать бы гада поскорее — вот что. Хуже другое: уже в вечерних выпусках газет появятся новости о том, что сержант Дэдлиб — еще и видный мастер восточных единоборств, даже зал свой открыл. Это конечно приятно, тем более что убийца также ознакомится с интересной новостью, а нам того и надо; однако что мне делать потом, когда зал будет закрыт вместе с делом? От звания мастера тяжело отмыться.

И только я начал первый урок с учениками — стал учить их знаменитой базовой стойке и непобедимому хлопку пятками в прыжке — как спокойно лежавший в углу зала телефон оживился и спел песню вызова.

Это был Майлс.

— Сэр! — голос сержанта дрожал от волнения. — Сэр! Опять!

— Что именно, сержант?

— Нападение!

— Труп?

— Нет, сэр! Мы его окружили.

— Кого?

— Злодея!

— Где?

— Барракуда-стрит, двадцать пять!

Я развернулся к застывшим на полусогнутых ученикам:

— Господа, срочные дела заставляют меня вас покинуть. Занятие продолжит мой ассистент! — Стремительно ворвался во внутреннее помещение, ранее использовавшееся в качестве кладовки, а теперь именующееся офисом, скинул кимоно и стал спешно облачаться в нормальную одежду.

— Чего там? — поинтересовался сидевший на пустом ящике из-под пива и чистивший ногти большим ножиком Люлю.

— Поймали, кажется, — пробурчал я, застегивая ремень с «мазафакой». — Давай, Люлю, дуй проводить занятия. Ты теперь мой ассистент. А я — на Барракуда-стрит.

— Ассистент? — вытаращился Шоколадка. — Да меня тут каждая собака в лицо знает!

— Придумай что-нибудь. Скажи, что я такой крутой мастер, что даже ты у меня в учениках ходишь. В старших учениках, — уточнил я, видя недоумение на раскосом лице автора «алмазного пальца». — Ты тоже очень способный, справишься! К тому же — консультант, не забыл? — И я устремился к выходу. На пороге, уклоняясь от объективов двух камер, чуть не сбил скрюченного низкорослого восточного дедушку с посохом: седой старикан в застиранном суньятсеновском френче медленно передвигал кривые, неспособные к прыжкам ноги в соломенных сандалиях, с любопытством пялясь на наши упражнения.

— Извините, — буркнул я, поднял старца вместе с палкой и сандалиями и переставил на полметра в сторону. — Тороплюсь. Не ушиб ли я вас часом, дедушка?

— Ничего, сынок, ничего, — проскрипел старикан. — Дедушка Пак не пострадал. А можно взять пару уроков?

— К ассистенту, все к ассистенту.

Представляю, как Люлю будет учить дедка щелкать старческими пятками в прыжке!

У двадцать пятого дома по Барракуда-стрит царило оживление: здесь помещался тренировочный зал последнего неубитого мастера, человека со сложным именем Луис Хорхе Барбоза-Пастинья, тумпстаунского специалиста по капоэйре — поэтическому боевому танцу, изобилующему прыжками, кульбитами и неожиданными ударами ногами в морду. У входа толпились полицейские, отгоняя зевак и журналистов, а в самом зале под дулами пяти «хекклер-кохов» застыл в углу, у обломков беримбау здоровенный монголоид с недлинным мечом в простых ножнах за поясом. Монголоид сидел на пятках, положив мощные руки на колени и прикрыв глаза — казалось, направленные на него стволы ему абсолютно до лампочки; владелец зала, мускулистый бразилец среднего роста топтался у противоположной стенки и с ним беседовал сержант Майлс.

— Вы его знаете? — строго вопрошал Майлс Луиса Хорхе. — Вот этого человека вы знаете?

— Никогда прежде не видел, — оживленно жестикулировал тот в ответ.

— Почему же он говорит, что вы должны ему деньги?

— Ничего я ему не должен…

Предчувствуя недоброе, я огляделся в поисках Баллини, но нигде его дородного силуэта не обнаружил и слегка приободрился.

— Майлс! Что тут произошло?

— Сэр! — Сержант, придерживая «томми-ган», браво развернулся кругом. — Осмелюсь доложить, преступление в стадии совершения. Ага. Мы наблюдали за залом согласно ваших, это, указаний, когда этот, — Майлс указал перстом на неподвижного монголоида, — вошел и, взявшись за меч, стал угрожать вот этому. — Палец сержанта переместился в направлении Барбозы. — Тогда мы вошли и всех того, задержали. Это и есть знаменитый убийца, сэр, — радостно закончил Майлс, махнув в сторону сидящего.

— Прелестно.

Я подошел к окруженному и остановился в пяти шагах.

Монголоид неторопливо приоткрыл глаза и внимательно на меня уставился.

— Ну, — я достал сигарету. — И кто же вы такой?

— А вы? — резонно поинтересовался сидящий.

— Сержант Дэдлиб. Центральное управление.

— Хапи Кай.

— Чудесное имя! — я прикурил. — Тут все наперебой толкуют о каких-то деньгах, которые кто-то кому-то должен, но мне, честно признать, на деньги и долги чихать. Мне вот что интересно: это вы угробили господ Кайзека, Ши Ба-бао и Ватанабэ?

— Делать больше нечего, — презрительно хмыкнул Хапи Кай.

— И я так думаю. Есть масса гораздо более интересных дел, чем ходить и резать всяких там ушуистов с каратеками. Меня так ни за что их резать не заманишь. Но… Обстоятельства крайне подозрительные. Могу задержать до выяснения.

Хапи Кай пожал плечами: валяй, задерживай.

— Ничего больше не хотите мне сообщить?

— Не-а.

— Доставьте этот типа в камеру, — распорядился я и направился к хозяину зала.

Барбоза-Пастинья нервничал гораздо больше Хапи Кая.

— Ну, сэр, — я остановился перед Луисом. — Кому вы должны деньги? — И видя, что Барбоза уже готов начать протестовать, добавил. — Не будем тянуть кота за свойственную ему вэйбу (хвост), сэр. Ни коту, ни мне это не понравится. А когда нам с котом что-то не нравится, мы плохо себя контролируем и совершаем всякие размашистые поступки. Поэтому мне хочется как можно быстрее во всем разобраться, посажать тех, кто этого заслуживает, и пойти пить пиво с друзьями, так что давайте не будем усложнять. Я вижу, что вы разумный человек. — Луис приосанился, ибо определенно числил себя в рядах разумных. — Пролейте быстренько свет на происходящее и мы мирно разойдемся по своим делам. У вас вымогали деньги?

— Видите ли… — Барбоза-Пастинья смотрел на меня пытливо: стоит говорить или нет? — Видите ли… Этот район держит Мужичила Пирсон, — сказал он тихим голосом. — И… Предприниматели платят ему. Ну вы понимаете… За защиту и вообще спокойствие.

— И что, вы не заплатили Мужичиле? — тоже тихо спросил я. — И потому он заслал этого вот амбала? — указал я укомплектованного новенькими наручниками Хапи Кая, которого как раз с почетом выводили на улицу.

— Я заплатил, заплатил! — шепотом загорячился Луис, прижимая руки к волосатой груди. — Но тот человек пришел и сказал, что надо платить еще. Грозил. Я не хочу неприятностей. У меня честный бизнес, сэр.

— Ладно, — кивнул я. — Вас я сегодня сажать не буду, хотя платить за защиту, коли сам преподаешь защиту и нападение, на мой взгляд по меньшей мере смешно. Впрочем, дело вкуса… Майлс!

Подбежавший сержант быстренько объяснил, где я могу найти Мужичилу Пирсона. Давно пора познакомиться. И хотя я ни секунды не верил в то, что Хапи Кай по его приказу угробил троих мастеров — тем не менее каждая версия должна быть отработана: проверена, запротоколирована и подшита. Такова суровая жизнь.

И, постаравшись оторваться от журналюг, я направил стопы на Кони-авеню.

5

Мужичила — в миру Генри — Пирсон проживал в миленьком двухэтажном особнячке с колоннами и с маленьким садиком за чугунной оградой. Посреди садика исправно функционировал фонтан, и чтобы попасть в дом, фонтан следовало обогнуть по усыпанной гравием извилистой дорожке. Едва я миновал фонтан, как на меня набежала крупная черная собака — доберман, кажется. Собака ярилась, рычала, пускала слюни и наверняка укусила бы меня за ногу, если бы я, пользуясь уроками Люлю, не подпрыгнул и не въехал ей вожделенной ногой в морду. Собака с печальным визгом улетела в ближайшие кусты и принялась там скулить, зализывая боевые раны, а ко мне от дома бойко устремились два внушительных типа в черных костюмах и очках. Места у фонтана было маловато, и пока они шарили под пиджаками в поисках рукояток верных пушек, я, не мешкая, отоварил одного сапогом между ног, а второму попросту въехал по зубам и опрокинул его в фонтан. Там было не так глубоко, чтобы тип утонул, и когда он вынырнул, в лицо ему уже смотрела «беретта».

— Плохие манеры — частая причина затяжных конфликтов, — назидательно сказал я. — Вы и представить себе не можете, сколько мелких и крупных войн началось из-за гораздо более ничтожных поводов, чем укус должностного лица посредством собаки.

Ударенный смирно сидел в фонтане и слизывал кровь с губы.

— И вообще, — продолжил я развивать мысль, — ваши манеры меня тотально разочаровали. Что это такое, в самом деле! Я просто вошел, ничего сказать не успел — и на тебе: уже кусают и пытаются нанести тяжкие телесные повреждения в грубой форме! Может, я по важному вопросу! — Ударенный в пах собрался с силами для новой попытки достать пистолет, и я добавил ему носком сапога в висок. — Ладно, к делу. Скажите мне, мой мокрый друг, здесь обитает некто Мужичила Пирсон? Я правильно пришел?

Тип в фонтане, не отводя взгляда от «беретты», кивнул.

— Джим! Том! Кто там? — раздался трубный голос от дверей особняка.

— Джим временно недоступен, а Том принимает водные процедуры! — крикнул я в ответ. — Здесь полиция, и если вы не хотите, чтобы я для профилактики тут всех, включая и собаку, перестрелял, велите им вести себя вежливо и не кусаться!

— О боже, Кастет! — от дверей отделился низкорослый толстый силуэт и стремительным колобком помчался к нам. — Что вы сделали с Кастетом? Кастет! Кастетик! Фу немедленно!

На зов из кустов выдрался, опасливо на меня оглядываясь, доберман, вывалил язык обиды и принялся вилять обрубком хвоста у ног хозяина — толстого бырлястого субъекта с мясистым лицом и в красном, расшитом драконами шелковом халате. В правой пухлой руке субъект сжимал толстую длинную сигару. В чем-то он и Кастет были неуловимо похожи. Только у добермана на лапах были когти, а у его хозяина на коротких пальцах-сардельках играли камнями многочисленные перстни, которые можно было снять только посредством ампутации. Не могу сказать, чтобы кличка «Мужичила» так уж сильно подходила Пирсону: да, возможно, лет пятнадцать и килограмм двадцать назад он и производил впечатление этакого Рэмбо в расцвете сил. Но с тех пор остов Рэмбо обильно оброс лишним жиром, и теперь и без того не слишком высокий Пирсон казался ниже, чем на самом деле, хотя на роже — сильно смахивающей на задницу, с маленькими глазками и продолговатой, смачно переломанной в середине картофелиной носа — следы интеллекта по-прежнему просматривались минимально.

— Мистер Пирсон?

— Что вам? — сварливо бросил мне Мужичила, нежно гладя добермана по башке. — Бедный Кастетик, мой мышонок… Дядя тебя обидел, злодей, такой большой, а бьет маленьких… — ворковал толстяк, а мышонок весом килограмм в пятьдесят умильно тряс охвостьем. Позади нас из фонтана наконец выбрался телохранитель. — Сейчас дядя у нас не досчитается зубов…

— Слушайте, Пирсон, — решил я положить конец этой идиллии и звучно взвел курок пистолета. — Или вы уделите мне внимание, или я уделю его вашему мышонку. Между прочим, я — сержант полиции Дэдлиб, и у меня есть вопросы. Не пройти ли нам, например, в дом, а то что подумают соседи, если я начну вас бить прямо у фонтана?

При слове «полиция» Мужичила выпрямился, угостился сигарой, окинул меня пристальным взглядом из-под густых бровей, выпустил дым и расплылся в насквозь фальшивой улыбке.

— Сержант Дэдлиб! — радостно воскликнул он. — Какая неожиданность! Что же вы сразу не сказали! Приношу извинения за невольные неудобства. Прошу! Прошу! — И Мужичила двинулся в сторону дома, через каждый шаг оглядываясь и проверяя, следую ли я в его кильватере.

Определенно: или полиция пользуется у Пирсона уважением по определению, или слава о моей скромной, но деловой и боевитой персоне докатилась уже и до его особняка. Что в любом случае мне на руку.

В доме у мафиозного босса тоже оказалось весело: стоило войти в обширную прихожую, основной меблировкой которой были зеркала и портьеры, как откуда-то сбоку, прямо нам под ноги, шустро перебирая кривыми крепкими лапками, выкатился жирнейший мопс.

— Пончик! — сунув сигару в рот, всплеснул руками Мужичила. — Мальчик!

Тезисно улыбнувшись хозяину, мопс по имени Пончик целеустремленно попер к моей правой ноге, поясняя свои намерения утробным неразборчивым ворчанием. На мопсовом языке я практически не понимаю, однако же после жаркой встречи у фонтана готов ждать подвоха даже от такого в общем-то безобидного и мелкого существа, обычно переполненного всякими положительными эмоциями. Укусить не укусит, но мало ли что. Не люблю бить маленьких.

— Стоять! — грозно рявкнул я, выставив палец в сторону неотвратимо надвигающегося мопса. — Руки вверх! Полиция!

Пончик отреагировал живо: перестал беседовать сам с собой, тормознул и поднял на меня большие, полные любознательности глаза. Неуверенно задрал верхнюю губу, показывая кривые, бывшие в употреблении зубы: приветливо улыбнулся. Мопс пребывал в нерешительности, как лучше излить чувства, и я решил помочь ему сделать правильный выбор.

— Даже и не думай! — пригрозил я собачке.

Пончик в ответ звучно икнул и тут же навалил на ковер внушительную кучу. Какой я все же предусмотрительный: не подал бы вовремя команду остановиться — быть моим сапогам изгаженными! А так — Пончик не донес. И сколько не донес-то! Меня всегда занимало, как это в небольших, в сущности, собачках помещается такая чертова уйма говна. Впрочем, в мире полно загадок и покруче этой.

— Ах ты умница! — объявил, умильно тряся сигарой над Пончиком и его кучей, Мужичила. — Сторож!

Бегло оглядевшись, я заметил в разных местах прихожей еще несколько куч — не таких вулканических, правда, но тоже вполне достойных внимания и даже уважения. Пончик сторожил часто и регулярно.

— Наверное, много жрет? — поинтересовался я, когда Мужичила закончил поощрять свое кривоногое сокровище голосом, отдал горничной распоряжения насчет утилизации вторичных продуктов и мы наконец двинулись в гостиную. — Я говорю, чтобы столько насрать, собаке надо часто и обильно кушать.

— У меня их трое, — радостно объяснил Пирсон, направляясь к бару. — Такие милашки зубастенькие! Виски плеснуть?

— На два пальца, — глянув в бар, я понял, что пива не дождусь. — И никакого льда.

Пирсон одобрительно хрюкнул, притащил пару хайболов — один сунул мне — плюхнулся в широкое кресло и небрежно указал мне на соседнее.

— Итак?..

Из-под кресла Мужичилы донеслось неясное, но определенно дружелюбное бормотание, и на свет появился очередной мопс: покрупнее Пончика и пятнистый. Он потряс башкой, посмотрел на меня, потом на Пирсона — явно выбирал, и в результате привычный хозяин взял верх, так что мопс легко вспрыгнул на кресло, задом втиснулся в щель между Мужичилой и подлокотником, звучно пернул и, положив морду на лапы, уставился на меня исполненными вселенской мудрости глазами. Мужичила ласково опустил руку ему на башку. Оба только что не щурились от счастья. Идиллия да и только. Пора было ее порушить.

— Мистер Пирсон, — я поболтал виски в стакане, понюхал: неплохо. — У меня к вам буквально пара вопросов. Такой человек — Хапи Кай, он кем вам приходится?

— А кто это? — вполне правдоподобно округлил глаза Мужичила и сделал движение носом. Мопс под его рукой издал вопросительное ворчание: тоже, видимо, не знал. — Надеюсь, хороший человек?

— Бросьте, сэр, — подмигнул я. — Меня совершенно не интересуют ваши взаимоотношения со всякими там торговцами и прочими предпринимателями, которым вы, так сказать, покровительствуете. Сегодня мне на это наплевать, потому что я пришел пообщаться на другую тему…

— Не понимаю, о чем вы говорите! — Пирсон скроил непроницаемое лицо и неуважительно оттопырил дряблую нижнюю губу. — И если у вас все… — Он демонстративно принялся выбираться из объятий кресла. Потревоженный мопс посмотрел на него с укором.

— Видит бог, мистер Пирсон, я пришел сюда с самыми лучшими намерениями. — Мне ничего не оставалось, как закинуть ногу за ногу и полезть во внутренний карман пиджака. — Однако же какой я нахожу прием? Сначала меня, ни о чем не спрашивая, пытается укусить довольно крупная собака, потом ей на помощь приходят два молодых человека и неосмотрительно пытаются меня избить, затем какой-то хомяк-переросток с зубами на выкате чуть не топит меня в говне, а вы — вы, сэр, отказываетесь отвечать на простой и невинный в сущности вопрос. Мне ничего не остается как… — Я достал каталог архива мистера Гэндона, расправил листы и нашел нужную строчку. — …Как поинтересоваться, что вас связывает с жуками? Имейте в виду, что я совершенно не шучу.

Мне было решительно невдомек, что за отношения установились между Мужичилой Пирсоном и какими-то там жуками, я и знал-то единственно слово «жуки», начертанное трудолюбивым Гэндоном напротив имени гангстера, но этого хватило с лихвой — гораздо более осведомленный о жуках Мужичила моментально спал с лица и опустился обратно в кресло, чуть не придавив могучей задницей своего любимца. Пирсон так сильно побагровел, что я испугался, как бы и он по примеру своих братьев меньших не навалил в штаны.

Кажется, обошлось. Или Мужичила носил хорошие, качественные памперсы.

— Но жуков мы опять же оставляем в стороне, мистер Пирсон, — поспешил я успокоить хозяина. — Выпейте виски, вам это жизненно необходимо. — Мужичила послушно опрокинул стакан в пасть, клацнул зубами и ожесточенно закусил сигарой. — Вот так. Ну что? Вы уже с нами? Прекрасно… Итак. Повторяю свой вопрос: кто такой Хапи Кай?

— Мой человек, — выдавил Пирсон, сверля меня ненавидящим взглядом. Мопс возбужденно закопошился. — Спокойно, Дайм.

— И что он у вас делает? Какие поручения, например, выполняет?

— Ни слова про жуков? — уточнил оживающий на глазах Пирсон.

— Чтоб я сдох!

Гримаса Мужичилы со всей очевидностью подтвердила, что такой исход моей бурной жизни устроил бы его больше всего. Дайм явно не разделял хозяйского мнения: мопс откровенно любил всех на свете.

— Хапи Кай — мой сборщик, — выдавил Пирсон.

— То есть ходит к тем, кого вы, гм, крышуете, и собирает дань?

Кивок.

— И ничего больше?

— О чем вы?

— Ну, скажем, если ему кто-то дань не отдает, может этот Хапи Кай зарубить провинившегося? Ну вот этим его ножичком, что он за поясом таскает? Или еще как-то повредить? Скажем, взорвать чужую собственность?

— Ни боже мой, — затейливо перекрестился Пирсон, сверкая перстнями. Мужичила явно не спешил одаривать меня новыми знаниями.

— Мистер Пирсон… Я думал, мы разговариваем, как серьезные вдумчивые люди. Обмениваемся полезной информацией. А вы… И жуки эти еще… Ну так как?

— Бывало, — сокрушенно, но без малейшего раскаяния признал гангстер. — Вредил собственности.

— Вот видите — можете же, если хотите! Теперь скажите: господа Кайзек, Ватанабэ и Ши Ба-бао входили в… э-э-э… сферу ваших интересов?

— Только Ши. Но я не приказывал его убивать. Ши расплатился неделю назад. Зачем? Какой идиот будет резать кур, покуда они еще несутся? — выписал пируэт сигарой Мужичила.

— Замечательно. А вот Барбоза-Пастинья — он как, расплатился?

— Да уж дней десять тому как.

— Тогда какого черта ваш Хапи Кай приперся к нему сегодня?

На жирной роже Мужичилы отразилось искреннее удивление, потом губы его гневно запузырились. Мопс скромно пукнул.

— Ну я ему покажу, щенку сопливому!..

— Не извольте беспокоиться. Мы ему сами все покажем. На некоторое время вам придется расстаться с этим своим, гм, сборщиком. Я так понимаю, он действовал по собственной инициативе?

— Клянусь вам! — стукнул по подлокотнику кулаком с сигарой Мужичила. — Меррррзавец…

— Ну да, ну да, — кивнул я. — Дело житейское. Может, ему на новую машину с откидным верхом не хватало. Бывает. Главное, что вы тут не при чем… Что же… — Я легко поднялся и поставил на стол стакан с нетронутым виски. — В таком случае, я вас покидаю. Нет-нет, не провожайте меня, я сам найду дорогу.

Однако же Дайм не мог отпустить меня просто так: он спрыгнул с кресла и засеменил следом, о чем-то сам с собой оживленно разговаривая.

На пороге я обернулся: Мужичила, невидяще уставившись в стену, сидел в кресле, яростно сжимая и разжимая короткие пальцы, словно душил кого. Сигара воинственно торчала из угла рта.

— И вот еще что, мистер Пирсон… — привлек я его внимание. — Надеюсь, вы мне не соврали, понимаете меня? И кстати: не трудитесь никого ко мне присылать. А то я вернусь, подожгу ваш дом и сдеру шкуру со всех ваших собак. Даже с Пончика. Хотя его будет особенно жаль. — При этих словах тянувшийся ко мне Дайм шлепнул задницу на пол и осуждающе тявкнул: передумал меня провожать. Что делать, мой хвостатый друг, такова суровая жизнь. Если бы ты знал, что есть на свете люди, которые не только сдирают с собак шкуру, но и еще едят их! Коптят и потом едят. А еще продают на вынос. Кусками.

Впрочем, я ровным счетом ничего не лишился: в прихожей меня поджидали два других мопса — удивительно похожие друг на друга. Наверное, братья. Какой-то из них был Пончик. Думаю, тот, что справа. Хотя…

Мопсы синхронно проводили меня добрыми глазами и не менее синхронно обосрались от восторга, лишь только я взялся за дверную ручку.

6

— Мог бы и меня спросить, — заметил Люлю, отправляя в широкий рот очередной кусок курицы по-тумпстаунски, продукта бойкой гастрономический мысли осевших в городе китайских кулинаров. Курица несомненно восходила к утке по-ханбалыкски, однако же с элементами местной специфики в виде ростков бамбука и острого соевого творога. — Я бы тебе сразу сказал, что Мужичила тут не при чем.

— Ну да, ты же специалист, — кивнул я. Вечер готовился сменить день, мы закрыли зал на обеденный перерыв и теперь сидели в недавно облюбованной мною китайской закусочной, неподалеку от управления полиции. Закусочная, оказывается, носила гордое имя «Люйличан» и в светлое время суток здесь было вполне оживленно: посетители все время входили и выходили, и могло статься, что нам бы пришлось ждать, когда освободится достойный таких выдающихся людей столик (ну не сидеть же на высоких стульях рядом с тем, что в «Люйличане» называют барной стойкой! несолидно), но едва обслуга увидела Шоколадку, хороший столик образовался сам собой и — удивительно быстро. — Ты же консультант. Как я мог быть столь беспечен!

— А ты думал! — хитро прищурился Люлю и отхлебнул пива: оказывается, за трапезой сей достойный человек не брезговал и циндаоским, предварительно, правда, обозвав его «тафельным напитком». — Резать — это не в стиле Мужичилы. У нас тут полно конечно всяких там типов с вывихнутыми мозгами, но Пирсон к ним никак не относится. И вообще: странно, что тебя никто не ввел в расстановку сил в городе…

— Отчего же, вот инспектор Баттлер много для меня сделал. Познакомил с доном Панакози. Очень достойный человек.

— Панакози?

— Баттлер.

— Правда! — Люлю хлопнул по столу каменной ладонью, отчего кружки с пивом пришли в движение. — Конечно. Баттлер! Извини, я мало спал и плохо соображаю: Дэв любит, чтобы человек до всего доходил своим умом, ага. Он, небось, и к Панакози тебя послал, ничего не объяснив толком, а?

— Так и было… — Я невнимательно ковырял палочками рис. — Может, инспектор и прав, но, скажу честно: такой подход несколько уменьшает продуктивность работы.

— Зато потом ты не будешь чувствовать себя обязанным начальству, Сэм. Вполне трезвый подход. А если в процессе знакомства тебя кто-нибудь ухлопает, значит — судьба твоя такая и в нашей полиции тебе делать нечего. Естественный отбор.

Не могу сказать, что я полностью был согласен с подобной трактовкой естественного отбора, однако же определенное рациональное зерно в сказанном просматривалось. Вот тот же Маугли: разве выжил бы он в джунглях и завел такую массу полезных знакомств среди местных, если бы ему сразу объяснили, кто есть кто, и какой-нибудь удав при нем показательно настучал по морде Шер-хану: учись, мол, мальчик? Вряд ли.

— Да я все понимаю, Люлю! — Мне принесли еще пива. — Даже то, что Мужичила к нашим убийствам отношения не имеет. Хотя бы потому, что всех троих покойников почикали в темное время суток, а Хапи Кай приперся к Барбозе среди бела дня. Но следовало удостовериться, а заодно и представиться. Пирсон такой забавный! Мопсов мне показал.

— Не обосрали? — деловито поинтересовался Люлю, поглядев под стол, на мои сапоги.

— Обижаешь! Кстати, ассистент, ты дал несколько уроков дедушке Паку? Он так стремился овладеть «алмазным пальцем»…

— Нет, — мотнул головой Люлю. — Какой-то дедок с палкой торчал перед входом, но учиться совершенно не набивался. А что, важный дед?

— Да бес его знает! Это я так, к слову. Ты мне вот что лучше скажи: китайская-то мафия в городе есть?

— Как не быть! Китайцев у нас полно. Есть два крупных клана — Ли и Ян. Они поделили между собой китайский квартал и ведут себя очень разумно, то есть не режут друг друга по пустякам и вообще предпочитают скорее договариваться, чем воевать. Но я тебе к ним пока соваться не советую. — Люлю покончил с едой и пивом, отверг предложение налить еще и принялся ковырять зубочисткой в зубах. — К тому же официальных залов они не держат, а выяснять, кто круче, — это вообще не в их правилах. Китайцы наши изначально убеждены в том, что круче их вообще в природе не бывает. Ошибочная точка зрения, но они ее стойко придерживаются. И еще — ни Ян, ни Ли не любят конфликтов с властями. На фига, спрашивается, лезть на рожон, коли лучше заниматься стабильным бизнесом? — Люлю вытряс из пачки сигаретку и со вкусом закурил. — Какие планы?

— Думаю поспать пару-тройку часиков, чего и тебе желаю. — Я расправился с рисом, после чего мне принесли суп. — А ночью надо будет караулить этого Хорхе да и наш зал тоже. Вдруг придет?

— Ладно, тогда я пойду еще немного поизображаю твоего ассистента. Если что — молнируй! — И Шоколадка продиктовал мне номер своего мобильного телефона. — Пока! — Сделав мне ручкой и кинув на стол пару мятых купюр, он с лязгом двинулся к выходу. Замечательные все же у Люлю ботинки! И как только при таком количестве подковок и шипов он умудряется при необходимости передвигаться почти бесшумно?

Я погрузил фарфоровую ложку в суп, который в меню был охарактеризован как «поднимающий настроение и увеличивающий жизненный тонус». И то, и другое мне было крайне необходимо: все же ночь-то я не спал, предаваясь «алмазному пальцу», да и настроение внезапно сделалось не ахти какое хорошее. Природное чутье подсказывало мне, что развязка наступит вот-вот: дающих уроки мастеров в городе осталось всего двое, считая меня, и если наш загадочный убийца вдруг ускорит темп, то по мою душу может явиться прямо этой вот ночью. А способности у неизвестного злодея, судя по всему, незаурядные. Валяться же разрубленным на полу своего нового зала мне никак пока не улыбалось.

— Инспектор Дэдлиб? — вырвал меня из объятия невеселых дум бойкий голосок

Я поднял глаза от супа и наткнулся на очень красивые загорелые ноги, слабо прикрытые сверху коротенькой облегающей юбочкой: перед моим столиком стояла ослепительная блондинка; застегнутый на одну пуговицу красный жакетик подчеркивал тонкую талию и соблазнительно топорщился под напором груди; зеленые глаза смотрели на меня с искренним восторгом. В руке девушка небрежно держала миниатюрную кожаную — тоже красную — сумочку. Смесь куклы Барби с Памелой Андерсон. Внимательно ее оглядев, я почувствовал, что мои мысли принимают далекое от служебного направление.

— Сержант, — машинально поправил я, разглядывая тонкую золотую цепочку, самым выгодным образом расположившуюся на холмах грудей прелестницы. Девушка легко зарделась. — Сержант Дэдлиб, мэм.

— Я уверена, что это временно, — девушка щелкнула длинным пальчиками. — Извините, что отрываю вас… Позвольте присесть?

— Валяйте.

Она грациозно расположилась напротив и возле нее тут же возникла китайская официантка.

— Циндаоского бархатного, — потребовала девушка и устремила на меня свои потрясающие зеленые глаза. Я с удовольствием отметил, что ресницы ее не избалованы тушью, а черты лица правильные, классические. Просто загляденье! Картинка. — Вы конечно удивлены…

— Нисколько, — продолжая любоваться, отвечал я. — Полная служебных лишений жизнь отучила меня удивляться. К тому же я — редкий красавец, так что женщины слетаются на меня как пчелы на лакомый цветок.

— Вы весьма самоуверенны, — наморщила носик девушка, открыла сумочку, достала тонкую пачку длинных сигарет с ментолом и изогнула руку в ожидании огонька.

— Ага, — кивнул я, щелкая зажигалкой. — Это одно из моих многочисленных достоинств. Явных достоинств. А сколько еще всяких скрытых! Жуть. Сам иногда теряюсь.

— Да вы флиртуете со мной, что ли? — внезапно догадалась собеседница.

— Обязательно, — с готовностью согласился я. — Меня всегда тянуло к прекрасному. Знаете, как это бывает: увидел прекрасное — и сразу так тянешься, так тянешься, прямо спать не можешь и аппетита нет. И если вы представитесь, то мне будет гораздо легче завлечь вас в свои порочные сети. Вы-то меня знаете, а я вас — нет. Что, согласитесь, прискорбно.

— Сара Поппер, — сообщила девушка.

— Сара Поппер и?.. — вопросительно поднял я брови. — Репортер «Вечерней абракадабры»? Колумнист из «Тумпстаунского герольда»? Ведущая телеканала «Бойцовый гусь»? Колитесь, мэм.

— С чего вы взяли? — пожала плечиками мисс Поппер и выпустила вверх тонкую струйку дыма. Официантка поставила перед ней пиво.

— Я проницательный, — ухмыльнулся я, вернувшись к супу. — За последние несколько дней мне попадалось на глаза столько журналистов, что теперь я чую их за милю. Несмотря на духи.

— «Герольд», — призналась Сара и выжидательно на меня посмотрела.

— Славно. И вам, конечно же, нужно как минимум интервью по поводу загадочных убийств, случившихся в городе? А еще лучше — серия интервью и фотосессия пленения злодея?

— Хотелось бы, — улыбнулась Сара. Улыбка у нее была хорошая, отработанная такая улыбка. — Хотелось бы всякого… — Она сделала паузу. — Ну, сотрудничества.

Я доел суп, как следует облизал ложку и достал сигареты.

— Не-а, с интервью ничего не выйдет, мэм. Лично я ничего не имею против… — на сей раз я сделал многозначительную паузу, — тесных контактов с прессой, но пока — пока ничего полезного сообщить вам не могу, о чем со страшной силой сожалею. Тайна следствия и все такое. Ну вы меня понимаете.

На красивом личике Сары отразилось искреннее разочарование.

— Но, сэр, быть может, хотя бы версию! Жители города взволнованы. Пожалуйста.

— Да я сам чудовищно взволнован, мэм! Посмотрите на меня пристальным репортерским взглядом: на мне же лица буквально нет от волнения! А теперь и подавно. При виде вас у меня участился пульс и случилось сердцебиение, мне срочно необходимо принять внутрь несколько капель… Ну, несколько капель, словом. Давайте сделаем вот как, — я интимно перегнулся через стол, — вы будете первой, кому я дам интервью по этому делу, договорились? Как только смогу. Куда вам позвонить?

Сара приободрилась и протянула визитную карточку.

— Моя карьера в ваших руках, — значительно глянула она мне прямо в глаза.

— Чур я буду сверху! — предупредил я, вставая из-за стола.

7

Поспать пару-тройку часов не получилось: сбежал Луис Хорхе Барбоза-Пастинья.

Сбежал прямо из своего зала, у которого до сих пор еще торчали полицейские во главе с сержантом Майлсом. Собственно, сержант и оповестил меня об этом знаменательном событии. Голос у Майлса был взволнованный и виноватый: еще бы, прямо из-под носа у тучи патрульных канула куда-то главная потенциальная жертва. Живец. Вышел в туалет — и нет его. «Причем, заметьте, сэр: и окно, это, закрыто! Да там окно такое, что только карлик сумеет того, пролезть, и то не всякий! Ума не приложу, куда он подевался!»

Пришлось менять направление и вновь топать на Барракуда-стрит.

В зале мастера капоэйры все было по-прежнему. За исключением самого Барбозы. Я добросовестно осмотрел местный туалет — хорошо оборудованное помещение по соседству с обширной душевой — но ничего не обнаружил. Окошко и впрямь оказалось в точности таким, как описал его пыхтящий за плечом сержант Майлс: узким и маленьким, и нужно было обладать талантами змеи, чтобы через него просочиться наружу, а потом еще каким-то макаром закрыть изнутри два шпингалета.

— Имеем трудно объяснимый случай чудесного характера, — констатировал я. — Вы верите в чудеса, сержант?

— Слабо, сэр, — признался Майлс, смотря на меня с надеждой: видимо, ожидал, что я приеду и вытащу Луиса Хорхе из сливного бачка. — Когда я был маленьким, к нам на ранчо приезжали цыгане и однажды…

— Да-да, цыгане, — невнимательно перебил я, пристально вглядываясь в унитаз. — И эти цыгане прыгали в выгребную яму, а потом вылезали оттуда благоухая розами.

— Нет, сэр. Там была, это, одна старуха-гадалка. И она предсказала мне, что я буду служить в полиции, но высоко не поднимусь. Ага. А было тогда мне всего семь лет. Так оно и вышло. Разве это не того, не чудо?

— Чудо, сержант, чудо, — согласился я. — В жизни вообще полно чудес, только я в них не верю. Вот в чем дело. — И я принялся хвататься руками за все, что попадалось в туалете на глаза. Хвататься и дергать. Если Барбоза провалился сквозь пол, то этому должно найтись разумное объяснение в виде подземного хода или еще какого потайного лаза. А значит, лаз можно открыть.

Через десять минут мои усилия увенчались успехом: прямоугольный участок стены справа от места отдохновения бесшумно отъехал в сторону, открыв узкий, в человеческий рост, проход. И всего-то следовало потянуть как следует и под нужным углом за крючок для полотенец!

Проход вывел нас с Майлсом в подворотню в соседнем переулке, и здесь, за мусорным бачком, среди черных мешков с отходами, мы обнаружили мастера капоэйры: Луис Хорхе лежал на брусчатке лицом вниз в солидной луже крови — разумеется, донельзя мертвый.

Я перевернул тело — на лице Барбозы-Пастиньи застыло выражение крайнего удивления. Видимо, таинственный убийца поразил его не только мечом. Может, поделился сокровенным: рассказал, например, как за пятнадцать минут достичь нирваны. Или — почему люди не летают. Теперь уж не узнать.

— Люлю, — я связался с Шоколадкой. — У меня будет веселая ночка: только что пришили нашего друга Луиса. В подворотне и — заметь! — среди бела дня.

— Да что ты! — изумился Люлю. — Заторопился что-то злодей, заторопился! Заспешил.

— Ну с этим-то как раз все понятно: Барбоза наделал в свои бразильские штаны и кинулся в бега. Убийца за ним, судя по всему, приглядывал — и тут мы с тобой рассуждали верно: Луис был намечен следующим. Когда он сорвался, злодей не стал дожидаться темноты. Такие дела.

— Ага, — Люлю секунду помолчал. — Ты следующий, мастер алмазных пальцев. Хи!

Хи.

Я слишком молод, чтобы быть зарезанным.

Это была основная мысль, которую, оставив Майлса ждать экспертов и труповозку, я крутил в голове на пути гостиницу: как бы там не вышло ночью, а отдыхать иногда надо. По всему выходило, что резать меня будут непременно, — так уж лучше быть выспавшимся трупом, чем с красными от недосыпу глазами. Хочу хорошо выглядеть на собственных похоронах, а уж тем более — на первых полосах газет. Надо было сказать Люлю, чтобы позаботился о Саре Поппер: пусть сделает эксклюзивную фотографию моего благородного лица, омраченного печатью преждевременной гибели. И вообще: как говаривал один крайне живучий тип, лучше сдохнуть сразу, чем жить долго и волноваться…

Словно предчувствуя мой скорый исход, скупердяй Лайам Маккормик поселил меня на последнем, пятом этаже в самых роскошных апартаментах своей гостиницы — тут было целых пять недурно меблированных комнат, в том числе громадная спальня и в ее центре циклопическая кровать с водяным матрацем. К спальне примыкал балкон.

— Только ничего не разбейте, — ворчал Маккормик, тряся бакенбардами. — В гостиной люстра очень дорогая и старинная. На аукционе купил, покойному герцогу принадлежала. Редчайшая вещь!

— Не беспокойтесь, старина, — успокоил я хозяина. — Долго я здесь не задержусь.

— Съезжаете? Даже пива не попьете? — безуспешно попытался скрыть радость Лайам. — И куда же вы теперь, сэр?

— Узнаете из завтрашних новостей! — Я непринужденно выставил Маккормика из номера, распахнул настежь балконные двери, обеспечив постоянный приток свежего воздуха, снял рубаху и плюхнулся на кровать.

И едва благостный сон, вытесняя печальные мысли, начал охватывать меня своими теплыми мягкими лапами, как со стороны балкона донеслись подозрительные звуки: шорохи и легкий треск.

— Панакози… — укоризненно пробормотал я, поднимаясь. — Что тебе неймется, а? Дай поспать приговоренному!

С «береттой» в руке я осторожно выглянул на балкон: пусто. Быть может, голуби? И я задрал голову, выглядывая тупых надоедливых птиц, которых в Тумпстауне обитало порядочно.

И — вовремя.

Мелькнуло что-то красное и прямо мне на руки свалилась Сара Поппер: на правой ноге свежая здоровая ссадина, жакетик разорван, волосы растрепаны.

— Ай! — пискнула девушка, рухнув в мои объятия и инстинктивно обхватывая меня за шею. Рядом на балкон свалился — треснул, раскололся, вышел из строя — портативный магнитофон с микрофоном на длинном шнуре.

От неожиданности я нажал на спуск и «беретта» гавкнула в пространство одиночным выстрелом.

— Доброе утро, — приветствовал я Сару, разглядывая ее разрумянившееся от физических упражнений на свежем воздухе личико. — А вы весьма настойчивы, мэм. Сколько вы сунули Маккормику?

— Полтинник, — стыдливо опустила глаза на мою хорошо загорелую грудь мисс Поппер, не делая, впрочем, никаких попыток вырваться. — Ирландский скряга!

— Отчего же! — я также не спешил поставить девушку на ноги, но так и стоял, удерживая ее на руках. Хороша картинка: балкон, полуголый служитель порядка с полураздетой, разоренной красоткой, и справа, из-под ее коленок, выпирает фаллическим символом ствол «беретты». На месте обитателей Газетного дома я бы удавился от зависти. — Напротив, он высоко меня ценит. Целый полтинник, надо же!.. А позволено мне будет спросить, мэм, какого черта вы делали на крыше? А? Брали интервьюшечку у голубей?

— Я за вами следила, — шепотом поведала мне Сара, поднимая бесстыжие глаза. — Понимаете, мне нужна сенсация…

— Понимаю, — кивнул я. — Еще бы не понять! Да только какая же я сенсация? Я всего лишь скромная шестеренка в сложном полицейском механизме, вращаюсь согласно указаний начальства. И если вы хотели подслушать всякие служебные секреты, спрятавшись на крыше, то в ближайшие пару часов ничего, кроме здорового храпа, все равно не услышали бы. Но это мелочи, потому что, — я сжал Сару покрепче, — вы нарушили целую кучу статей нашего славного уголовного кодекса и имеете полное право на отдельную камеру, один звонок и бесплатного адвоката. У вас есть право хранить молчание… — начал перечислять я, не обращая внимания на попытки мисс Поппер вырваться: она засучила ногами и стала биться в мою молодецкую грудь, — каждое слово, которое вы скажете, может быть использовано против вас… Что такое?

Сара закатила глаза и обмякла.

— Эй, мисс! Сара! Ау! Перестаньте симулировать обморок. Иначе я положу вас в ванную и налью туда холодной воды. Или вообще выброшу вниз.

Глаза журналистки медленно открылись, руки на моей шее напряглись — мисс Поппер приблизила лицо вплотную и, дыша на меня ароматом клубничной жевательной резинки, жарко спросила:

— А мы не можем решить это недоразумение как-то иначе… Сэм?

— Легко! На первый раз я могу вас отпустить… Сара, — сказал я и понес ее в спальню. — Только ваш пиджачок пришел в полную негодность: вы разорвали его о гвоздик. Могу предложить вам роскошные шорты со своего плеча и красивую ковбойскую рубаху на три размера больше, чем вы носите. И еще у меня есть отличный малопользованный йод, чтобы обработать вашу кровоточащую рану.

— А что еще вы можете предложить? — спросила искусительница, потершись о меня нежной щечкой.

О, я мог предложить еще многое!

И — предложил.

8

Так что поспать снова не вышло: некоторое время Сара уламывала меня если не о полноценном интервью, то хотя бы о разрозненных материалах для сногсшибательной передовицы — мисс Поппер была в газете на положении стажера и, само собой, ей хотелось отличиться, — но я был непреклонен; тогда начинающая журналистка сдалась и позволила мне обработать ссадину на ноге, полученную при соскальзывании с черепицы, а потом, в процессе смены жакетика — под который, как выяснилось, она ничего не надевала — на рубашку не смогла устоять перед моими чарами, в результате чего мы оказались на водяном матраце и смогли на практике оценить все его достоинства и недостатки. Недостатков, на мой вкус оказалось больше — неудобно: все время соскальзываешь, абсолютно не во что упереться — и потому вскоре мы естественным образом перекочевали на толстый ковер, где и провели около часа в разнообразных упражнениях приятного свойства, причем мисс Поппер показала себя с самой лучшей стороны.

Половая жизнь на новом месте начинала налаживаться.

Когда мы, побывав в душе и угостившись нашедшимся в холодильнике пивом (бутылочный «Гиннесс»), забрались обратно на кровать, — как всегда вдруг оживился мобильник.

— Дэдлиб? — вкрадчиво поинтересовался г. шериф. — У меня для вас хорошие новости. Светлейший князь Тамура милостиво позволил вам занять принадлежащий ему дом на улице Третьего Варварского Нашествия, за номером тридцать четыре. Два этажа и гараж. Условия более чем приемлемые. Рекомендую воспользоваться этой возможностью.

— С удовольствием, сэр!

— Ну и славно… Кстати, вы там этого бандюгу не поймали, который Ватанабэ зарезал?

— Стараемся, сэр. Не исключено, что сегодня ночью и поймаем.

— Это хорошо, хорошо… Вы только не убивайте его сразу, — непринужденно польстил мне шериф. — Я хочу с ним побеседовать. И… пришелся ли вам по душе мой консультант?

Заверив г. Дройта в том, что мы сделаем все возможное и что лучшего консультанта трудно и пожелать, я дал отбой и повернулся к лежавшей на животе Саре: уронив голову на руки, она задумчиво глядела на меня. Я провел пальцем по шелковистым изгибам тела журналистки, и мисс Поппер отозвалась звуками, напоминающими мурлыканье.

— Сэм… — сказала она. — Ты считаешь меня легкомысленной?

— Что ты, что ты! — вольготно растянувшись на спине, я зевнул во весь рот. — Ты — жертва моего совершенно непереносимого обаяния, и это нормально. Никто не может устоять. Я так хорош! Сотни женщин ждут в постели моего звонка…

— Перестань наконец издеваться! — Сара звучно шлепнула меня по груди. И я уже сжал было ее в объятиях, как снова запиликал проклятый мобильник.

На сей раз это был инспектор Баттлер.

Сара в этот самый момент начала сползать по мне вниз, щекоча кожу губами и волосами. Нет, что ни говори, а главное призвание мисс Поппер — отнюдь не журналистика! Как бы ей потактичнее сказать об этом?

— Дэдлиб! Как у вас дела?

— Прекрасно… сэр.

— Обедаете?

— По… почти, сэр.

— Завязывайте с этой фигней. Уже четыре трупа. Есть будете, когда убийцу поймаете.

— Слушаюсь, сэр! — довольно грубо дернув Сару за волосы (она сопротивлялась), я сел. — У меня есть план и нынешней ночью я жду определенных результатов… — Нахальная журналистка обвила меня руками сзади и стала кусать за свободное ухо. Я отмахнулся и чуть не попал Саре в глаз.

— Люди нужны?

— Нет, сэр. Разрешите выполнять?

— Ну!

Мисс Поппер тем временем совершенно распоясалась.

— Ну вот что! — воскликнул я, отбрасывая телефон подальше. — Ты, развратная женщина, сейчас я покажу тебе небо в крупных албанских звездах!

Но противный телефон снова вмешался в мою личную жизнь. Удивительно: и как этот аппарат умудрялся молчать в течение предыдущего часа? И выбросить жалко, и отключить — нельзя. Служба.

— Сэм! — на сей раз это был жизнерадостный голос Люлю. — Я тут на сегодня закончил с уроками. Предложение такое: как стемнеет, выдвигайся в зал, зажги свет и торчи на видном месте. Будем ждать.

— А ты? Если он тебя увидит…

— Меня он не увидит. — Шоколадка говорил таким тоном, что я ни на секунду не усомнился: действительно, не увидит. — И ты меня не увидишь. Но я буду рядом. Так что если он тебя вдруг зарежет, то я выступлю свидетелем, — хихикнул этот бездушный тип. — Договорились?

В голове моей зароилось в ответ множество логично вытекающих друг из друга предложений, на несколько абзацев, которые стоило бы сказать консультанту — от души, подробно и вдумчиво, — но присутствие лишних ушей в лице облизывающей мою шею Сары естественным образом меня сдерживало. Я и так старался говорить вслух как можно меньше, чтобы даже зернышка полезной информации начинающей журналистке не перепало.

— Договорились, — ледяным тоном произнес я. — За дело.

Сару из номера я выпроводил с трудом: видимо, как раз сегодня у нее началась неделя крайней сексуальной активности — так что пришлось умаслить мисс Поппер приглашением завтра принять участие в моем вселении в новый дом. Перспектива мою неожиданную подругу очень вдохновила: она назвала меня сладким, сообщила, что когда-то училась на дизайнера (я пришел от этого в ужас) и непременно принесет в подарок на новоселье здоровский набор ножей и вилок, а также прочих приспособлений для устриц, улиток и крабов. Есть дома улиток в мои планы пока не входило, но я не стал разочаровывать Сару — и она умчалась в ближайший магазин выбирать вилки с ложками.

А я вздохнул и направился в наш новый зал.

И теперь сидел на полу посреди гулкого пустого пространства, и передо мной, на низеньком лакированном столике с кривыми ножками, стояли пять бутылок пива — две уже пустые — а рядом, невидимые от входа, притаились наготове «мазафака» с «береттой». Другая «беретта» покоилась в наплечной кобуре, а справа от столика возлежал обнаженный меч средней руки: меч для меня оставил в бывшей кладовке незаменимый Люлю Шоколадка, но зачем он это сделал — для меня пока оставалось загадкой. Мечом я владел не так чтобы очень — знал пару-тройку приемов самого общего характера, и меня против не то что настоящего мастера, а и против хорошего любителя выпускать с мечом в руке было по меньшей мере глупо. Но я уповал на то, что Люлю — все же специалист, а кроме того меч показался мне знаменательным для роковой встречи атрибутом обстановки. Убийца с мечом и я — с мечом. Очень круто. Вжик-вжик.

Шел уже второй час моего одинокого бдения и пиво непозволительно нагрелось. Последнее было особенно отвратительно, но холодильником мы с моим ассистентом по залу обзавестись не догадались, и приходилось довольствоваться тем, что было. Впрочем, я давно привык к тому, что жизнь — штука ушлая, не упускающая, как покойный Гэндон, любой возможности хоть мелко да подгадить, а потому относился к сложившимся вокруг моего пива обстоятельствам стоически. В конце концов, если я как следует потерплю сейчас, то мне непременно воздастся позднее — когда мы с Люлю переместимся в достойный нашего присутствия бар. А если я паду на поле брани, то и вообще печалиться не о чем — судьба! И отрешившись от суетных пивных проблем, я попробовал сосредоточиться на деле.

Мысли текли неторопливо.

Главное, что меня занимало в первую голову, — где затаился Шоколадка. Как он спрятался, что видит весь зал, а я понятия не имею — откуда? У меня было достаточно времени, чтобы прикинуть так и этак, и получалось, что незаметно укрыться, конечно же, можно, но — или в доме через улицу, или где-нибудь на карнизе.

Но ведь мало того, что Люлю меня видит — он еще должен иметь возможность вовремя вмешаться! А если Шоколадка вовсе не такой специалист? Может, я сильно преувеличиваю способности моего консультанта? Тогда холодное пиво мне определенно больше никогда не светит.

В конце концов я бросил думать и на эту тему: решил вести себя так, будто никакого Люлю поблизости и нет вовсе. А есть я — один, с теплым пивом и с пистолетами. Да еще меч этот…

Глаза начали слипаться: усталость брала свое. Да и Сара меня порядком измотала. Передовица сексуального фронта. Интересно, увижу ли я ее завтра в моем новом доме, или же приключение на час уже закончилось? Мне показалось, что мисс Поппер именно из таких: покувыркалась вдоволь в постели, а потом — тю-тю. К новым, неизведанным рубежам. Порхающая от цветка к цветку птичка, берущая от жизни все, что та ей щедро предлагает, — без корысти и без единой задней мысли… Что-то меня неисправимо понесло в поэзию. Не дело это. Надо взбодриться.

Я посмотрел на бутылки, подумал, кряхтя поднялся и направился в туалет.

«Долго мне еще тут торчать? — размышлял я, бодро журча переработанным пивом. Не исключено, что и всю ночь: вскрытие показало, что Кайзека убили поздно вечером, Ши Ба-бао — часа в три ночи, а Ватанабэ — на рассвете. — Не заснуть бы ненароком».

В зале что-то сильно грохнуло, зазвенело, и я, споро вжикнув зиппером, рванул прочь из сортира.

Дверь в «зал мастера Сэма» была сорвана с петель. Рядом с моим перевернутым столиком возвышался одетый с головы до ног в черное субъект: столбы его мощных ног попирали пол, полусогнутые могучие руки хищно замерли, готовые рвать и метать, лица же вовсе не было видно — его скрывала матерчатая повязка, оставлявшая открытыми одни лишь глаза. Ниндзя да и только!

— Так-так, — миролюбиво заметил я. — Ну а зачем же дверь ломать?

Ниндзя порыскал глазами, углядел упавшую со стола бутылку и коротким движением ноги эффектно разбил ее. Разбил пиво!

— Эй, это уж слишком! — Я погрозил вандалу пальцем. — «Асахи» ни в чем не виновато! Могу разозлиться, между прочим! — И я красиво выполнил первый, самый знаменитый прием, столь прославивший «школу алмазного пальца»: от звучного хлопка пятками даже стекла в окнах зазвенели. Ниндзя удивленно попятился, но быстро овладел собой.

— Ну-ка, ты! — непочтительно ткнул он в меня черным пальцем и потянул из-за спины меч с квадратной гардой. — Чтоб в двадцать четыре часа…

Однако дослушать его захватывающее требование мне не удалось: за спиной у ниндзи неведомо откуда возник Люлю Шоколадка и без предупреждения отвесил агрессору такого пинка по заднице, что тот пролетел через весь зал и ощутимо треснулся всем телом о стенку. Однако тут же вскочил и коротко взмахнул мечом — не выпустил, удержал.

Люлю, лязгая ботинками, скорым шагом устремился к нему. Затормозил на расстоянии уверенного попадания ногой в рожу и расслабленно замер.

Ниндзя оказался на голову выше Шоколадки.

Сверкнул меч.

Люлю неуловимо, коротко дернул рукой — выбитый клинок вонзился в стенку под ближайшим окном.

Тогда ниндзя обрушил на Шоколадку град стремительных ударов, но в результате опять же отлетел к стенке: правая рука висела плетью, левая нога поджата.

— Ну? — с усмешкой спросил мой консультант. — Эх ты, самец… Может, хватит?

Противник оказался человеком с принципами: подпрыгнул на здоровой ноге и оставшейся в его распоряжении рукой попытался заехать Люлю в лоб.

Шоколадка шутя уклонился, присел, легко подхватил ниндзю под колено и швырнул через плечо — могучее тело глухо ахнулось об пол. И пока оглушенный падением здоровяк приходил в себя, Шоколадка — опять же за ногу — крутанул его и прыгнул на спину; не обращая внимания на бессильно скребущую пол кисть, которую прижал коленом, стал развязывать тесемочки, чтобы обнажить лицо.

— Сэм, — весело позвал он меня, ухватив ниндзю за волосы и оторвав его башку от пола. — Погляди: кто это? Знаешь этого типа?

9

В новый дом я въезжал безо всякой радости.

Побросал немногочисленные шмотки в сумку — в первый же день я купил себе очень хорошую сумку, которую, если перестегнуть ремни, легко можно было превратить в удобный и поместительный рюкзак, — взял под мышку коробку от «мазафаки», спустился на ресепшн, расплатился с чуть не напевающим от радости Маккормиком и потопал по указанному г. Дройтом адресу.

Тридцать четвертый дом по улице Третьего Варварского Нашествия выглядел обнадеживающе. Хорошее место: и впрямь два этажа да еще чердак под черепичной крышей, подземный гараж на две машины, симпатичный газончик с табличкой «Ноги прочь!», все дела. Я открыл дверь оставленным для меня у соседей ключом и прошелся по новым владениям — уютная гостиная и хорошо укомплектованная кухня на первом этаже, небольшой кабинет и роскошная спальня на втором. Железная входная дверь, изящные решетки на всех окнах и прекрасная сигнализация. На чердак заглядывать пока я поленился, но и там, уверен, все было в порядке — и мышь незамеченной не проскочит. Действительно: прекрасный вариант для парня вроде меня. Только гараж пустой. Надо начинать брать взятки. Эх, зря я отшил китайского дядьку по имени Бу-цзай!

Взгромоздившись на высокий табурет у пересекавшей кухонное помещение барной стойки, я открыл холодильный шкаф и с удовольствием нашел там пирамиду пивных бутылок — сортов, наверное, десять: от «Саппоро» до какой-то «Крушовницы». Подобного пива я еще не пробовал и достал бутылочку.

Ниндзя, которого так лихо обработал Люлю — сломал ему руку и ногу, — оказался не чаемым убийцей, а всего лишь братцем посаженного в камеру Хапи Кая, сборщика Мужичилы Пирсона. Звался братец очень оригинально: Гапи Кай, был еще более могуч, чем Хапи, и явился в мой зал, чтобы по своему бандитскому обычаю — силой и блеском стали — потребовать от наглого сержантика, выдающего к тому же себя за какого-то там мастера каких-то там пальцев, немедля, то есть в двадцать четыре часа, освободить любимого родственника из узилища. В результате Гапи Кай отправился к тюремному врачу, а потом — в соседнюю с Хапи камеру и стал гораздо ближе к братцу, чего, собственно, и добивался. Хапи и Гапи. Надо бы узнать, есть у этих Каев еще родственники? Приходили бы все сразу. И нам легче, и самим спокойнее: собрались бы все вместе, через стенки перестукивались бы. Милое дело для понимающих людей.

А вот таинственный убийца так и не появился. Мы с Люлю прождали его до рассвета — безуспешно. Операция с треском провалилась, и теперь, потягивая «Крушовицу» — оказавшуюся темной и к тому же ароматизированной, — я обдумывал, что доложить инспектору Баттлеру.

Дэвлин между тем никакой активности не проявлял — не звонил и в дверь кулачищем не барабанил. Господин шериф тоже пока не беспокоил: небось, небритый консультант уже успел доложить ему о нашем конфузе.

Имело конечно смысл еще денек погнуть «алмазные пальцы» — уповая на то, что убийца вчерашней сцены не видел. Но если он и этой ночью никак не проявится — придется выдумать что-то иное, неожиданное, новое.

Вот такой план.

Кислый план, что и говорить. Самое уязвимое в нем — выдумать новое да к тому же и неожиданное. Может, попросить шерифа ввести в город танки?..

Допив «Крушовницу», я решительно встал, проверил пистолеты и подошел к двери — на пороге, прижимая к груди колоссальный сверток в красивой бумаге и с розовым бантом, стояла Сара Поппер, в вызывающе полупрозрачном цветном балахоне, и тянулась к кнопке звонка.

Пришла все же.

— О, Сэм! — расцвела она улыбкой. — Привет! Я вот тут…

Ее перебил недалекий взрыв — где-то в районе «Кентавра Золти» в небо устремились клубы черного дыма.

— Что это?! — Сара выронила сверток и он покатился по ступеням, глухо брякая металлом. — Что это? — встревоженно вытянула она прекрасную шею. — Ой, Сэм… извини, пожалуйста… — Стрекотнула каблуками вслед за свертком.

Я даже не сделал попытки помочь ей — стоял, задумчиво глядя на дым. Так быстро дым мог повалить только в том случае, если взрыв произошел на верхнем этаже. Откуда я выписался полчаса назад. Ну, Панакози, ты мне надоел! Это переходит всякие границы!

— Сэм! — В Саре проснулась журналистка. — Ты не очень на меня разозлишься, если я… ну… — Она сунула мне сверток. — Это тебе. — Коротко чмокнула в щеку. — С новосельем!

— Беги, конечно беги! — разрешил я. — Может, это и есть твоя сенсация?

Мисс Поппер одарила меня ослепительной улыбкой и галопом понеслась в сторону занимающегося пожара. А я положил подарок на пол, захлопнул дверь и двинулся в сторону зала «алмазного пальца».

— Твоя девушка? — спросил мне невесть откуда выскочивший и пристроившийся рядом Люлю Шоколадка. — Ладно-ладно!.. Между прочим, когда я ел омлет, мне на ум пришел один прекрасный прием из арсенала «алмазного пальца». Закачаешься! Тебе непременно понравится.

— Ты думаешь? — Я вдруг ощутил прилив дружеского расположения к неунывающему специалисту. — И как он называется, этот твой прием?

— Э-э-э… — Шоколадка закатил глаза и поскреб небритый подбородок. — «Алмазный палец пронзает глиняный анус» подойдет?

— Немного экстравагантно.

— Ты думаешь? — обеспокоился Люлю. — А по мне так очень звучно и по делу.

— Что, правда придется пальцем в задницу тыкать?

— Нет, что ты! Это я так, образно!

— Тогда пусть будет, скажем «алмазный палец нефритового мопса». Тоже звучно, не находишь?

— Мопс? — Шоколадка был в нерешительности. — Мопс… Ну если тебе так нравится…

— Да! В конце концов, кто мастер-то? А, ассистент?

Беседуя подобным образом, мы неторопливо дошли до зала.

У запертой на амбарный замок двери на складном стульчике сидел, положив высохшие руки на замысловатый посох, а на них пристроив подбородок, дедушка Пак. Дремал на солнышке.

При нашем приближении — вызывающий лязг ботинок Шоколадки не дал бы никому пропустить нас незамеченными — старикан приоткрыл глаза, расплылся в улыбке, показав здоровые белые зубы, и мелко закивал, приветствуя нас взмахами правой руки.

— Доброе утро, дедушка, — улыбнулся я в ответ. — По-прежнему хотите взять пару уроков?

— Да-да-да, — подтвердил дедок, поднимаясь со стульчика. — Очень хочу, мастер Сэм, очень.

— А что же, мой ассистент вам не подошел? — спросил я, отпирая замок. — Он тоже очень хорош. — Я показал на Люлю.

— Хорош, хорош, — заулыбался вновь Пак. — Но мне нужен мастер. Тот, который преподает другим.

Я вздохнул и открыл дверь.

— Прошу вас, дедушка!

Старикан заковылял по матам. Ну какие ему уроки! Тряхни как следует — рассыплется. Хотя…

Дедушка Пак вышел на середину зала и, вытягивая шею, внимательно огляделся. И тут я увидел, что хоть он и старый, этот Пак, но вовсе не дряхлый — кривые жилистые ноги стояли на матах прочно, высохшие, но сильные руки низкорослого старичка совершенно не дрожали, а напротив — сжимали посох твердо, решительно. И с чего я решил, что он еле ходит?

Люлю сложил стульчик Пака, зашел следом и встал рядом, рассматривая седого ученика. Я покосился на него и увидел, что Шоколадка отбросил ставшую для меня привычной дурашливую улыбку: небритая физиономия его сделалась необычайно серьезной, а взгляд, которым Люлю окинул старика, — внимательным и даже настороженным.

И тут меня посетило озарение.

— Дедушка Пак, а дедушка Пак! — позвал я издали. — Скажите нам, пожалуйста, зачем вы убили Кайзека и троих других мастеров? Что они вам сделали? Только честно.

10

— Ну что, как твоя сенсация? — вечером спросил я у обустроившейся на моем плече нежной Сары, когда мы закончили осваивать ложе в спальне на втором этаже моего нового дома. — Тиснула статейку?

— Ага, — тряхнула она светлой гривкой. — Я была первой, успела все снять и понеслась в редакцию. Выгорел пятый этаж в «Кентавре Золти». Хозяин гостиницы так ругался, так ругался! Между прочим, все время поминал тебя. Говорил, это твои приятели сделали. — Сара улыбнулась. — Но об этом писать я не стала.

— Умница! — одобрил я. — Я здесь совершенно ни при чем.

— А кто? Кто? Кто это сделал? — заглянула мне в глаза Сара.

— Мало ли придурков в Тумпстауне, — пожал я плечами, отвечая ей самым честным взглядом, на который только был способен. — Хулиганы какие-то. Вандалы. Там люстра была дорогая и старинная. Совсем не ценят прекрасное.

— Ну-у-у… — надула губки секс-бомба. — Ты обещал мне интервью, помнишь?

— Да? Ну так включай свой диктофон. Было так…

На самом деле было совсем не так. Или не совсем так, но — в любом случае не так, как написала Сара в своей газете на завтра. Ибо некоторые подробности этой истории прессе и широкой общественности знать вовсе ни к чему. Господин шериф лично попросил меня не распространяться. Но вам я расскажу, тем более что все оказалось удивительно просто, а если вы прочитаете Сарину писанину, то мозги вывихните, но вот о правде — ни в жизнь не догадаетесь.

…Итак — после того, как я попросил дедушку Пака поделиться с нами своими мотивами, старикан повел себя на удивление спокойно. Я-то думал, он тут же выхватит из штанов офигенную саблю и покрошит нас с Люлю в винегрет, а дедушка покаянно понурился, сел точнехенько туда, где ночью коротал время ожидания я, положил поодаль посох и попросил себе чаю.

— Да, — начал он, когда из ближайшей китайской лавки нам принесли чашку с крышкой, — да, это я убил всех тех людей. Зачем, спрашиваете вы? Зачем… Виной всему трагическая ошибка. Видимо, я начал стареть, — сказал этот реликт на кривых ножках, печально сам себе кивая. — Раньше мой разум был светлее, и я бы не позволил ему настолько замутиться… Давно я путешествую по свету, — продолжал старик, — и всюду, куда приводит меня дорога, стремлюсь перенять у людей боевое искусство. И вот пришло время, когда мне уже нечему стало учиться, — все те, кто встречался в пути, были хуже меня, слабее. И тогда я стал вызывать на поединок мастеров — тех, которые себя называли мастерами и передавали искусство боя другим. Становились учителями и наставниками… Ибо с годами мне открылось, что человек велик от природы, и подлинное искусство может взрастить внутри себя. Так каллиграф, если он стоящий, на первых порах берет уроки и копирует прописи известных мастеров, и лишь позднее, когда знания наполнят объем его души, станет самим собой. И это неповторимо. Право учить — редкое право. Всякий, кто считает себя готовым распорядиться им, взваливает на плечи груз неимоверной ответствен­ности. Которую должен уметь и быть готовым и ощутить, и защитить. Возомнившие себя учителями недоучки — хоть и хорошие бойцы, но никак не учителя — несут в мир в первую очередь зло, распространяют несовершенство знаний, а права на то не имеют… И еще мне открылось, что я должен показать таким людям всю глубину их заблуждения: сразиться и убедить, — завершил дедушка Пак краткий экскурс в свою потрясающую философию. — Можно еще чаю?..

Люлю позвонил в лавку.

Я закурил.

Шикарный старикан, что ни говори! Открылось ему, видите ли…

— Тамбэ мани пхиумён конгане хэроунгоя (Много курить — вредно), — тихо заметил дед, тяжко вздохнув.

— Арассо (Понял), — кивнул я, как следует затягиваясь. — Продолжайте, дедушка.

— Придя в Тумпстаун, — еще раз вздохнув, возобновил исповедь Пак (а надо вам знать, что Пак повсюду передвигался исключительно пешком), — я увидел, что тут есть четыре практикующих учителя разных стилей, и не откладывая, явился к ближайшему. Стояла ночь, но истина не ведает времени, и я постучал в дверь, а когда мастер вышел ко мне, попросил его о поединке. Видит Будда, я был вежлив, но этот усатый человек громко рассмеялся и плюнул мне в лицо. Он велел мне убираться прочь — и тут я в первый раз совершил ту самую роковую ошибку… Путешествуя из города в город, я привык уважать незыблемость местных обычаев, ибо таков сложившийся порядок. А кто я такой, чтобы покушаться на него? Пыль на ветру. И вот я, увидев, как принято поступать в вашем городе и каков ритуал вызова, плюнул в ответ в мистера Кайзека. Он, отчего-то разозлившись, выхватил саблю и… и я его зарубил. Мистер Кайзек был слаб и не мог учить людей, — печально покачал головой дедушка Пак, принимаясь за вторую чашку. — Тогда я направился к мистеру Ши, и когда он открыл мне, сразу плюнул в него. Мистер Ши бросился на меня, он бился как лев, но его я тоже зарубил… Сетуя на жестокость ваших обычаев, я скоротал время в размышлениях на городской свалке и, собравшись с душевными силами, двинулся к мистеру Ватанабэ…

Хорош дедок. Ну ладно — какой-то там Кайзек, бахвал и позер! Я успел навести справки о Ши Ба-бао — он был человеком опытным, пользующимся заслуженной славой, а старикан — спокойно пришел и зарубил китайца. И я посмотрел на Пака с уважением. Какие бы мотивы не руководили дедом, выступил он сильно.

— …Мистер Ватанабэ молча вытер плевок с лица и пригласил меня войти, — выцветшие глаза Пака блеснули. — Это было хорошо, правильно. И я вошел и плюнул в мистера Ватанабэ еще раз — и тогда он протянул ко мне руку, схватил меня и швырнул о стену, потом еще и еще, он был быстр, очень быстр и силен, но я все равно зарубил его. Мистер Ватанабэ ближе всех подошел к истине… Я искренне жалею, что так с ним получилось… А потом появились вы, мастер Сэм, со своим залом. Никакой вы не мастер, вот он, — дедушка кивнул на Люлю, внимательно слушавшего эту душераздирающую историю, — он — да, он мастер. Я понял это с первого взгляда. Но он не преподает свое искусство, не продает его за деньги… Вы меня ждали. Вы хотели, чтобы я пришел, вы служите в полиции и в душе моей родилось сомнение. Я сделал что-то не так. Неверно истолковал обычаи. Нарушил ваши законы… Да, именно тогда я это понял… Я виноват. — Пак склонил седую голову, будто предлагая безнаказанно полоснуть его по шее.

Шоколадка молча играл желваками: в отличие от меня, он знал Кендзабуро Ватанабэ. И, мне кажется, — знал достаточно близко. И если бы Люлю сейчас встал и прибил доморощенного философа-практика на месте, я бы, наверное, с места не двинулся. Хотя бы потому, что уже понял — помешать моему консультанту довольно затруднительно. Если вообще возможно. К тому же я был в растерянности, как вообще поступить со стариком. Если уж совсем честно — я бы его отпустил. Да, дедок убил троих, но каждый из них делом жизни избрал искусство боя и ежедневный риск: произошедшее естественным образом можно было квалифицировать как несчастный случай на производстве. Паком двигали самые чистые намерения, хотя головной мозг в долгих странствиях дед определенно вывихнул. Но из-за угла он ни на кого не бросался — честно предлагал поединок и лишь отвечал на агрессию. Пак мне скорее нравился. Не знаю, не знаю…

— Ну а Барбозу зачем вы зарезали? — поинтересовался я. — Раз уже поняли, что не так истолковали обычаи?

— Я никогда не встречался с этим достойным человеком, — отрицательно помотал головой Пак, — и не имел возможности его убить. Извините.

Мы с Люлю переглянулись. Неужели это работа Гапи Кая? Орел!

— Ладно, — подал голос хмурый Люлю, до того молчавший. — А можно мне взглянуть на ваш меч?

— Разумеется, — старикан поднял посох, чем-то щелкнул и вытянул из него короткий, в метр с небольшим, неширокий прямой клинок.

Шоколадка осторожно принял оружие, внимательно осмотрел и кивнул с уважением. Потом почтительно вернул хозяину.

— Сэм, — сказал он задумчиво. — Вот он, убийца. Но что делать — я, хоть тресни, не знаю. Тут без Дройта никак не разобраться. Звони-ка шерифу.

Видимо, Люлю рассуждал примерно как и я.

— Пожалуй, ты прав, — и я взялся за телефон.

Дедушка Пак, заранее согласный с любым нашим решением, сидел, смиренно уставившись в кружку.

Боевому старикану было стыдно.

 

СПб.-Пекин
Март 2003 года

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *