ПЛАСТИЛИНОВАЯ ЖИЗНЬ:
УБИЙСТВО КСЕРОКСОМ

[в начало раздела] [назад] [дальше]

2

Газетным домом в Тумпстауне именовали здоровенное пятиуголное здание в шесть этажей, парадный фасад которого выходил на Фестер-Аддамс-стрит: с незапамятных времен в этой крепости размещались редакции всевозможных периодических изданий - газет и журналов, а также две мощные типографии в подземном этаже. Сюда журналистов насильственно вселил еще покойный герцог дю Плесси - герцог вполне обоснованно счел, что подобное должно тянуться к подобному, а если все мастера пера будут кучковаться в одном месте, то их будет гораздо легче найти тем, кто в писаках по тем или иным причинам нуждается, если уж не получается истребить эту вредную профессию вовсе. Перемещению много способствовала одна крупная неприятность из-за пустяковой в общем-то газетной заметки про слонов, из-за которой чуть не выгорели дотла два квартала в Ист-энде, где тогда располагалась редакция ныне не существующей газеты "Сочные вести". "Достаточно!" - сказал герцог, выпил рюмку коньяку и подписал указ. И журналисты стали кучковаться сообща.

С течением времени им это даже понравилось: еще бы, теперь не надо было долго и нудно следить за конкурентами, потому как конкуренты вечно были под рукой; а если в Газетном доме появлялся задетый бойким материалом джентльмен с друзьями, то и затеряться среди коллег в безумно петляющих переходах и на лестницах шести этажей было не в пример легче. На крайний случай оставались еще две типографии, где тоже можно было славно побегать, а при необходимости и удачно симулировать смертельное падение в зев офсетной машины, целеустремленно строгающей свежий выпуск "Вечерней абракадабры". Так что журналисты все чаще и чаще заговаривали о корпоративной чести, хотя при этом на их лицах отражалось, как правило, глубокое недоумение и абсолютное непонимание подлинного смысла этого высокодемократического термина.

Припарковавшись неподалеку от входа, я протолкнулся сквозь жидкий строй зевак, предъявил патрульному свой жетон, потянул за медную ручку монументальной двери и проник в прохладу огромного вестибюля. Отсюда брали начало четыре лестницы, между которыми заботливые строители понатыкали лифтовые шахты. Рядом с лифтами блестели разнокалиберные - в зависимости от солидности издания - металлические таблички, возвещавшие окружающему миру гордые названия периодики, свившей себе гнездо в Газетном доме. В центре вестибюля толпились встревоженные журналисты со всякими журналистскими прибамбасами типа блокнотов, диктофонов, видеокамер и прочего дерьма в таком же духе: издалека казалось, что они берут интервью друг у друга, и лишь приблизившись, я понял, что рыцари пера сгрудились вокруг могучего патрульного сержанта с внушительным животом, туго обтянутым форменной рубахой. Сержант, одной рукой томно промакивая синим платочком потный лоб, другой сдерживал их напор; на лице полицейского застыло выражение крайней скуки - невооруженным глазом было видно, что сержанту неодолимо хочется пива, и, почувствовав в нем собрата по духу, я полез сквозь толпу.

- Как продвигается расследование? - наседал на страдальца особо ретивый журналист с потрясающим воображение горбатым носом: нос прожил сложную, трудную жизнь, полную лишений и прямых сокрушительных ударов. - Уже прошло сорок три минуты с момента убийства, вы не имеете права скрывать правду от общественности!

"Убийство? Как это мило", - подумал я, и, коротким пинком под колено отправив носатого на полированный гранитный пол, приблизился к сержанту вплотную.

- Вы сержант Майлс?

При виде меня тот заметно оживился, спрятал платок и неуловимым движением передвинул на грудь скрывавшийся до сих пор за спиной автомат системы Томпсона. Вокруг тут же образовалась масса свободного места: резво отполз и ударенный, глухо вереща слова протеста.

- Дэдлиб, - представился я, и сержант, блюдя субординацию, обозначил желание вытянуться по стойке смирно, то есть неторопливо вытянул руки по швам, в то время как предоставленный себе "Томпсон" (надо отметить, крайне ценный экземпляр, по которому было видно, что он не только сделан на заказ, но еще и пользуется крайней любовью хозяина) брякнул его по брюху и вызывающе дернул стволом в сторону.

- Да, сэр! - отрапортовал сержант. - Я вас дожидаюсь. Пойдемте, сэр. - И, вновь ухватившись за автомат, двинулся к ближайшему лифту. Журналисты преследовали нас - но на некотором удалении.

В лифте оказалось вполне комфортно: была даже мягкая фигулина на кривых ножках - для отдохновения, основательно истертая жилистыми журналистскими задницами, зеркало во всю стену (в правом нижнем углу давняя трещина), а также телефон и - снова таблички с названиями.

- Ого! - присвистнул я, бегло оглядев внутреннее убранство. - Сколько же тут газет - всяких и разных! Как же сильно здесь бьется пульс новостной мысли!

- Вы первый раз, сэр? - поинтересовался Майлс, пугнул напоследок свору журналистов "томпсоном" и толстым пальцем нажал на кнопку четвертого этажа. - Тут их как собак нерезаных. Вот, например, - указал он на одну из табличек. - "Змеевик". Видите? - Лифт плавно тронулся. - Тиражи - дикие. А знаете, что печатает?

- Понятия не имею! - признался я. - Что же они такое печатают, а? Может, закрыть их за многочисленные нарушения и вообще в связи с обстоятельствами?

- О! - Сержант посмотрел на меня с уважением. - Закрыть - дело хорошее. Тут много чего давно уже надо закрыть за всякие нарушения. Тут полно нарушений! И обстоятельств тоже!.. Но лично я "Змеевик" не стал бы закрывать. Вот "Пса и гончую" хоть завтра бы закрыл, а "Змеевик" - нет, воздержался бы. Очень полезный журнал, если вдуматься. Весь от корки до корки посвящен самогону. Рецепты, конкурсы на новые сорта, конструкции самогонных аппаратов... Что это вы, сэр? - Встревожился Майлс, видя, как я потянулся к кнопке "стоп".

- Ничего особенного, сержант! - Я остановил лифт и вынул из бокового кармана пиджака две бутылки легкого "Саппоро". - Что-то подсказывает мне, что вы не откажетесь. А заодно и поведаете мне, что тут случилось. А то я как-то не в курсе.

Майлс бережно снял "томпсон" и отставил в уголок - сверкнул оправленный в серебро приклад - и с готовностью плюхнулся на фигулину для сидения. Фигулина жалобно пискнула. Принял пиво, смахнул крышку на пол и жадно припал к горлышку. Вода жизни исчезала с завидным проворством и я, не желая отставать, припал к своему сосуду.

Пару секунд мы наперегонки глотали пиво, а когда с бутылками было покончено и они упокоились под фигулиной, сержант перевел дух и взглянул на меня с искренней благодарностью.

- Да тут, сэр, так - ничего особенного. Этого, как его, черта? Гэндона нашли сегодня днем лежащим на ксероксе в их редакции, он работал на "Гудок из подполья". Мертвый донельзя. Убило его, натурально, током. Но вот как он этого добился - чтобы его током из ксерокса шлепнуло! Вот вопрос.

- Гэндона? Ага. А кто нашел?

- Секретарша его тамошняя нашла, на весь Газетный дом заорала, так что наши быстро прибыли, там ничего затоптать почти не успели.

- Свидетели?

- Полно! Все в кладовке сидят. Я их запер. - Довольный Майлс передал мне здоровенный медный ключ. - Эксперты уже на месте. Только вас и ждем.

- Ну и чудно, - я снова запустил лифт. - Поехали. Посмотрим. Кстати... Вот вы говорите: в кладовке. А там окна есть, в этой самой кладовке?

- Есть одно, маленькое... - Несколько мгновений Майлс смотрел на меня недоуменно, потом до него дошло и сержант потянулся к "томпсону". - Вот черт! Простите, сэр, это я не учел!

[в начало раздела] [назад] [дальше]