«Записи бесед в Мэнси» 夢溪筆談 Шэнь Ко (沈括 1032—1096)
Когда Ши Мань-цин жил в излучине нижнего течения Цайхэ, в соседях у него был некий богатей. Дни напролет из его дома доносились пение и музыка. Слуги-подростки из того дома, числом в несколько десятков, постоянно проходили мимо ворот Мань-цина, и Мань-цин окликнул одного паренька, спросил, что за человек тот богатей.
— Фамилия моему хозяину Ли, — был ответ. — А лет как раз двадцать, и нет ни братьев, ни сестер. В доме его несколько десятков прислужниц, все в шелках!
Мань-цин тогда попросил устроить встречу с Ли, и паренек сказал:
— Молодой господин никогда не привечает ученых мужей из общества. Так-то он бы никогда не согласился принять вас, но коли вы любите вино, я могу сказать, что прознал об ученом, который знает толк в выпивке, так, думаю, он еще может заинтересоваться… Попробую спросить.
И однажды Ли действительно прислал за Мань-цином человека.
Мань-цин оправил шапку и платье и отправился.
Хозяин сидел в зале — вышел лишь спустя долгое время. Головной платок на нем, одежда — шелк узорчатый, платье не то что у обычных людей; увидев Мань-цина, выказал полное незнание приличествующих церемоний приветствия. Повел в отдельный павильон, убранный ужасающе. Они там сидели уже долго, как появились две служанки с маленькими плошками в руках — остановились перед Мань-цином. В плошках было десять-пятнадцать красных сандаловых пластинок, и в одной — названия вин, более десятка; хозяин велел Мань-цину выбрать одно. В другой плошке были названия закусок, и хозяин велел выбрать пять. Потом служанки ушли, и появились певички, десять с лишним, и у каждой — закуски и музыкальные инструменты, а облик и наряды певичек были изысканно-чистые. Одна из них внесла вино, а как выпили — заиграла музыка, и певички с закусками встали напротив пирующих, а как и закуски были съедены — певички сообразно выстроились по правую и левую руку от Мань-цина и хозяина. Столичные жители все это зовут «плошки неги».
Когда вино обошло пять раз, все певички удалились прочь, хозяин тоже поспешно встал и вышел, даже голову в сторону гостя не склонив, и Мань-цин в одиночестве вышел за ворота.
Мань-цин рассказывал о поведении этого богача — темный и неотесанный, не отличающий, что называется, бобов от пшеницы, а вот ведь какое состояние. Крайне удивительно!
На другой день Мань-цин попытался послать к Ли человека с ответным поклоном, но ворота оказались заперты, человека не впустили, а на стук никто не ответил. Слуга стал расспрашивать живших рядом.
— Тот человек из дому никогда не выходит и ни с кем не водится, мы хоть и соседи, а и в лицо его не знаем! — был ответ.
Древние про такое говорили: «От денег помраченье». Оно и есть!