Для «Истории китайской классической литературы с древности и до XIII века: поэзия, проза». Бета-версия.
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ № 12-34-09001.
[Начало] Судьба текста «Синь сюй» (新序 «Новое предуведомление») похожа на «Шо юань», что в общем неудивительно для времени, когда основным способом распространения книги была рукописная ее копия, вещь, в сравнении с ксилографом, очень малотиражная, а следовательно, гораздо более уязвимая и трудно восстанавливаемая в случае утраты. Как и «Шо юань», «Синь сюй» числится в «Хань шу» — вместе с «Шо юань», общим объемом в пятьдесят пяней (篇 «часть», «глава»), из которых, как мы знаем, двадцать приходилось на «Шо юань». В «Суй шу» (цз. 34) указан объем в тридцать цзюаней плюс одна цзюань «описи» 錄 (видимо, оглавления), — то есть в начале правления династии Тан (а «Суй шу» датируется 650 г.) «Синь сюй» существовало еще в первозданном (или очень близком к такому) виде. Та же информация — за исключением цзюани-лу — повторяется и в «Цзю тан шу» (цз. 47) и «Синь тан шу» (цз. 59): тридцать цзюаней, автор Лю Сян. Отсутствие в описании лу, по мнению шэньянского филолога-древника Хао Цзи-дуна (郝繼東 р. 1970), означает, что уже к концу X века (то есть к 945 г., когда была закончена «Цзю тан шу») какая-то часть первоначального текста «Синь сюй» оказалась утрачена [Хао Цзи-дун. Лю Сян цзи «Синь сюй» шупин. С. 210.]. А вот к сунскому времени текст «Синь сюй» пострадал уже сильно: питавший особый интерес к Лю Сяну и его текстам Цзэн Гун в предисловии к «Синь сюй» отмечал: «То «Новое предуведомление», что составил Лю Сян в тридцати и с оглавлением (мулу 目錄) в одной части, во времена Суй и Тан еще существовало в полном виде, ныне же можно встретить всего лишь десять частей». Цзэн Гун проделал над этим текстом большую работу — «грустя об утраченном, выправил оставшееся особо тщательно» [Цзэн Гун цзи. Т. 1. С. 176—177. То же и в в библиографическом разделе сунской династийной истории: десять цзюаней (цз. 205).]. Он фактически восстановил «Синь сюй» — по крайней мере, по словам своего младшего современника Чао Гун-у «списки [»Нового предуведомления»], ходившие в мире, по большинству утрачены, а нынешней династии Цзэн Гун, по второму имени Цзы-гу, будучи в [императорской библиотеке], дни напролет выправлял ошибки [в этом тексте] и собирал разрозненые кусочки — так спустя долгое время «Новое предуведомление» снова стало полным» [Чао Гун-у. Цзюнь чжай ду шу чжи цзяочжэн. С. 435. Цзэн Гун служил в императорском книгохранилище с 1058 по 1069 г.]. Конечно, текст после редактуры Цзэн Гуна свой первоначальный вид не принял — нам известно, что в нем было тридцать, а не десять цзюаней, однако же Цзэн Гун сделал максимально возможное для того, чтобы дать «Синь сюй» новую жизнь. На этом списке, как правило, основывались более поздние отдельные издания этого сборника, в том числе минские — самое раннее из известных относится к 1535 г. и было сделано в Гуанчжоу; в 1547 г. вышла сдвоенная ксилография «Синь сюй» и «Шо юань», подготовленная известным библиофилом Хэ Лян-цзюнем (何良俊 1506—1573); в составе книжной серии «Хань вэй цун шу» Чэн Жуна к десяти цзюаням текста было добавлено предисловие Цзэн Гуна — ибо оригинальное предисловие Лю Сяна было давно утеряно. Цинские ксилографические издания также основывались на сунских; большую текстологическую работу по восстановлению утраченных фрагментов из «Синь сюй» проделал Лу Вэнь-чао (он добавил 52 фрагмента, по сути его список стал первым столь основательно переработанным — с сунского времени), еще одно существенно отредактированное издание сборника было воспроизведено по списку из Техуагуань, библиотеки Цзян Фэн-цзао (蔣鳳藻 XIX в.) — списки Лу Вэнь-чао и Цзян Фэн-цзао общепризнаны в качестве самых надежных и полных. Именно на них основываются современные критические тексты «Синь сюй», а вообще в настоящее время нам известно более двадцати старых списков этого сборника [Наиболее авторитетным до сих пор считается «Синь сюй цзяоши» (新序校釋 «»Новое предуведомение» с критическими примечаниями»), критический текст, основаный на сунских, минских и цинских списках «Синь сюй» и подготовленный филологом старой школы Ши Гуан-ином (石光瑛 1880—1934), единственное, кстати, сохранившееся его сочинение; «Синь сюй цзяо ши» в КНР печаталось не раз, из последних следует упомянуть двухтомное издание 2001 г. и трехтомное 2009 г. (оба вышли в издательстве «Чжунхуа шуцзюй» в Пекине) — они, к сожалению, остались мне недоступны. Кроме этого существует значительное количество других критических текстов «Синь сюй» — начиная с «Синь сюй цзяочжу» (新序校注 «Критический текст «Нового предуведомления» с примечаниями», Шанхай, 1944) погибшего в годы «культурной революции» Чжан Го-цюаня (張國銓 1922—1967) и до «Синь сюй шучжэн» (新序疏證 «»Новое предуведомление» с документальными комментариями») Чжао Шань-и 趙善詒, вышедшее в 1989 г. в Шанхае и обладающее обширными приложениями, включающими вновь обнаруженные фрагменты из сборника. Безусловный интерес представляют «Синь сюй цзиньчжу цзиньи» (新序今註今譯 «»Новое предуведомление» с современным толкованием и современным переводом») Лу Юань-цзюня, перепечатка тайваньского издания которого вышла в Тяньцзине в 1988 г.; а также «Синь сюй цюаньи» (新序全譯 «»Новое предуведомление» с полным переводом на современный язык»), подготовленное Ли Хуа-няняем (李華年 р. 1937) и вышедшее в 1994 г. в Гуйяне. Существуют издания избранных фрагментов из «Синь сюй», отдельные фрагменты из этого сборника входят в различные — многочисленные — антологии, которые мы здесь перечислять не будем. На русский язык 14 отрывков из «Синь сюй» были переведены Э. С. Стуловой, см.: Бамбуковые страницы. С. 268—279.].
В ныне известном тексте «Синь сюй» — десять цзюаней, объединяющих 183 фрагмента (по критическому тексту Ли Хуа-няня, где в приложении имеется еще 56 фрагментов, восстановленных им по иным сочинениям, но в основном по сунской антологии «Тай пин юй лань»); вопрос о том, насколько современный текст «Синь сюй» адекватен изначальному и сколь существенны потери, крайне сложен: казалось бы, если от изначального текста в тридцать цзюаней сохранилось всего десять, то такие потери весьма значительны — однако же мы имеем дело с сунской перекомпоновкой утраченного текста, разбивка на цзюани в которой вполне может быть не соответствующей той, что была сделана Лю Сяном: так, шестая и восьмая цзюани современного текста «Синь сюй» в сравнении с прочими явно меньше — приблизительно на две трети. Возможно, изначально текст был разделен на цзюани примерно такого же объема, как эти две. Но тут мы вступаем в область очень вольных предположений.
Цзюани в «Синь сюй» озаглавлены, но, в отличие от «Шо юань», не все названия дают адекватное представление о содержании. Так, первые пять цзюаней носят название «Цза ши» (雜事 «Разные события») и различаются номерами («Цза ши и» 雜事一, «Цза ши эр» 雜事二 и так далее); шестая цзюань называется «Сы шэ» (刺奢 «Порицание роскоши»), седьмая — «Цзе ши» (節士 «Добродетельные мужи»), восьмая — «И юн» (義勇 «Верные и отважные»), а девятая и десятая — «Шань моу» (善謀 «Искустные замыслы»), часть первая и вторая. Наиболее загадочными выглядят первые пять цзюаней, и обращение к ним показывает, что они вовсе не зря названы одинаково — содержание включенных сюда фрагментов достаточно близко, во многом перекликается и повторяется, хотя в каждой цзюани можно выделить условные основные темы: внимание первой больше сосредоточено на пути (дао 道) государя и его подданных, основанном на конфуцианских добродетелеях (таких, как человеколюбие и сыновняя почтительность); вторая цзюань в основном посвящена идее о том, что государь должен привлекать на службу добродетельных ученых мужей и советников; третья — о взаимоотношениях правителя и народа и тому, что нужно для того, чтобы завоевать народные сердца; четвертая говорит о том, что правитель должен править, опираясь в первую очередь на добродетель, мудростью и правильным использованием талантов создавая умиротворение в государстве; наконец, основные идеи, выраженные в пятой цзюани, вращаются вокруг необходимости для правителя постоянного самосовершенствования путем обращения к высоким идеалам древности, проведения гуманной политики, верного определения наград и наказаний, правильного следования установлениям и ритуалам. Следует еще раз подчеркнуть, что все эти темы так или иначе звучат не только в первых пяти цзюанях, но и во всем тексте сборника [Тяньцзиньская специалистка в области древнекитайской философии У Цюань-лань (吳全蘭 р. 1968), говоря об идеологической и философской составляющей «Синь сюй», в качестве основных моментов выделяет взаимосвязь человеческой жизни с Небом, когда Небо предвосхищает людские поступки, посылая очевидные знамения, а внимающий знамениям человек благодарит Небо за такую милость, своевременно скорректировав поступки; а также необходимость следования по пути добродетели, и в «Синь сюй» важнейшими акцентируемыми добродетелями выступают чжун (忠 верность государю), синь (信 доверие), ли (禮 вежливость) и и (義 верность долгу) (У Цюань-лань. Лунь Лю Сян «Синь сюй» чжундэ жэньвэнь сысян).].
По части временного охвата, круга исторических персонажей, характера, формы и содержания «Синь сюй» чрезвычайно близко к «Шо юань» и столь же энциклопедично — это компиляционный сборник, состоящий из заимствований из древних сочинений, подвергнутых той или иной степени обработки. «Шо юань» и «Синь сюй» роднит, как было сказано, еще и круг источников, из которых Лю Сян черпал материал, и благодаря этому некоторые сюжеты в сборниках дублируются — таких фрагментов насчитывается девять [Пекинская исследовательница Ян Бо (楊波 р. 1970) указывает, что дублирующие фрагменты в «Синь сюй» и «Шо юань» бывают двух родов: отличающиеся лишь именами персонажей при практически идентичном тексте; и фрагменты, когда одна и та же история с одним и тем же персонажем оказывается по-разному идеологически акцентирована. См.: Ян Бо. Лунь «Шо юань», «Синь сюй» тунти цайляодэ юньюн.]. Исследовавший текст «Синь сюй» Ли Хуа-нянь отмечает, что ряд фрагментов в «Синь сюй» представляет собой дословные, без каких-либо изменений, цитаты из классических сочинений. Таков, например, фрагмент из второй цзюани, просто цитирующий «Люй ши чунь цю»:
Когда У победил на поле боя, он спросил двух иньцев, взятых в плен: «Не было ли в вашем государстве дурных предзнаменований?» Один из пленных ответил: «Да, были дурные предзнаменования! Среди бела дня на небе видны были звезды, с неба шел кровавый дождь — такой ужас!» Второй пленный сказал: «Да, ничего не скажешь — это были дурные знаки. Но самым страшным предзнаменованием было то, что сыновья не слушали отцов, младшие братья не слушались старших, приказы правителя никто не выполнял — вот это действительно было ужасно!» [Люйши чуньцю. С. 220. Перевод Г. А. Ткаченко (1947—2000). У — то есть чжоуский У-ван, племенной вождь и основатель царства Западное Чжоу (1046—771 до н .э.), в 1027 г. до н. э. нанесший сокрушительное поражение армии царства Шан-Инь (1600—1046 до н. э.), что привело к уничтожению Шан-Инь как государственного образования. В «Люй ши чунь цю» у процитированного эпизода есть окончание: «У-ван тогда встал со своей циновки и низко им поклонился, конечно, не в знак почтения к пленным, а в знак почтения к сказанному». Ясно, что и Лю Сяну в данной истории именно ответ второго пленного и был важен.].
Некоторые фрагменты в «Синь сюй», по наблюдениям Ли Хуа-няня (во многом справедливым и для «Шо юань»), представляют собой компиляцию материалов разных источников, организованных Лю Сяном в единое целое, — например, фрагмент № 3 из первой цзюани состоит из двух частей, и первая его часть взята из «Ши цзи», а вторая позаимствована (с некоторыми стилистическими изменениями) из «Хань ши вай чжуань» (韓詩外傳 «Неофициальные реминисценции Ханя на «[Книгу] песен»») известного ханьского знатока и толкователя «Ши цзина» Хань Ина (韓嬰 II в. до н. э.) [Полностью данный фрагмент в переводе Э. С. Стуловой звучит так: «Возвышение Юя, основателя династии Ся, произошло благодаря его жене Ту-шань. Гибель Цзе, последнего правителя династии Ся, произошла из-за его фаворитки Мо-си. Возвышение Тана, основателя династии Шан, произошло благодаря его наложнице Ю-син. Гибель Чжоу, последнего правителя династии Шан, произошла из-за красавицы Да-цзи. Возвышение Вэнь-вана и У-вана, первых правителей династии Чжоу, произошло благодаря их матерям Жэнь и Сы. Гибель Ю-вана, последнего правителя династии Чжоу, произошла из-за красавицы Бао-сы. Об этом поется в в «Книге песен», а в «Вёснах и осенях» восхваляется Бо-цзи, добродетельная жена сунского князя. Фань-цзи была женой Чжуан-вана (на троне 613—590 до н. э.), правителя царства Чу. Однажды Чжуан-ван отменил аудиенцию и удалился отдыхать. Фань-цзи спросила государя, почему он отменил аудиенцию. Чжуан-ван ответил на это: «Сегодня утром беседовал со своим мудрым министром. Он не знает, пройдет ли день благополучно». «А кто этот мудрый министр?» — спросила Фань-цзи. «Юй Цю-цзы (虞丘子 кон. VII—перв. пол. VI в. до н. э.)», — ответил царь. Фань-цзи рассмеялась, прикрыв рукавом рот. Чжуан-ван спросил почему она смеется. Фань-цзи сказала в ответ: «Мне выпало счастье служить Вам, государь, с полотенцем и греб нем в руках. Не скажу, чтоб мне не хотелось всецело завладеть Baniei любовью и одной пользоваться Вашим расположением. Однако это, на мой взгляд, было бы несправедливо. Поэтому я представила ко двору несколько красавиц Вам в наложницы. А этот Юй Цю-цзы на посту министра уже несколько десятков лет, однако он не рекомендовал Вам на службу еще ни одного достойного человека. Если он знает кого-то и не выдвигает, это свидетельствует о его неверности. Если же он не знает никого достойного, это свидетельствует о его неразумности. Неверный или неразумный разве может быть достойным министром?» На следующий день во время аудиенции царь передал Юй Цю-цзы слова Фань-цзи. Отвесив земной поклон, Юй Цю-цзы сказал: «Так вот какого мнения обо мне государыня!» После этого он отказался от поста министра и рекомендовал вместо себя Сунь Шу-ао (孫叔敖 кон. VII—перв. пол. VI в. до н. э.). Сунь Шу-ао стал помогать Чжуан-вану управлять царством Чу. В конце концов Чжуан-ваал правителем всех удельных княжеств, а Фань-цзи пользовалась авторитетом и властью» (Бамбуковые страницы. С. 268—269). Стоит отметить, что оба эти материала, здесь слитые воедино, содержатся по отдельности «Ле нюй чжуань» — в третьей и второй цзюанях соответственно.].
Далее — часть фрагментов текста «Синь сюй» представляет собой сжатый пересказ Лю Сяном содержания оригинальных текстов, часто с добавлением в конце собственных резюме, выдержанных в духе конфуцианской морали, а есть и такие фрагменты, которые Лю Сян заимствовал не полностью: сохраняя фактологическую основу, удалял конечные выводы, если они не во всем совпадали с его воззрениями и учительными целями сборника, и заменял на собственные, более правильные или более лаконичные. Так, фрагмент 47 (цз. 4) из «Синь сюй» представляет собой заимствование из «Люй ши чунь цю» (цз. 17, разд. «У гун» 勿躬):
Гуань-цзы обратился к Хуань-гуну со словами:
— Что до распахивания целины, постройки городов, обработки земли, посева злаков, дабы всю пользу взять от земли, — Ваш подданный здесь не сравнится с Нин Ци, а потому прошу [его] назначить начальником над земледелием. Как правильно входить [в покои], как уходить, приветствовать друг друга, в искустном навыке [ко времени] ступить вперед или отойти назад Ваш подданный в сравненье не идет с Си Пэном, а потому прошу [его] назначить церемониймейстером. В том, чтобы [на службу] являться раньше всех, а уходить поздней, по выражению лица распознавать владыки настроенье, а с критикой войдя, все время оставаться государю верным, значения не придавая богатству или знатности и самой смерти не страшась, — в этом Ваш подданный не сравнится с Дунго Я, а потому прошу [его] назначить главным цензором. Всегда по справедливости решать судебные, тюремные дела, дабы невинные не пострадали, а невиноватые хулы не испытали, — в этом Ваш подданный в сравненье не идет с Сянь Нином, а потому прошу [его] назначить судьей верховным. Как маневрировать среди равнин-просторов, чтоб колесницы не сцеплялись, а воины не думали о о бегстве, как вдохновить [бойцов], чтобы войска трех армий на смерть смотрели ровно на возвращение [домой], — в таком Ваш подданный в сравненье не идет с Ванцзы Чэн-фу, а потому прошу [его] назначить главнокомандующим верховным. И коли государь желает рукою крепкой править и [иметь] могучие войска, то этих пятерых мужей вполне достанет. А если [государь] желает стать князем-гегемоном [надо всеми прочими князьями], то пусть добавит к этим [пятерым] меня [Лю Сян. Синь сюй цюаньи. С. 104. Хуань-гун (на троне 685—643 до н. э.) — правитель царства Ци времен Чуньцю, привлекший на службу Гуань Чжуна, в результате реформ и политики которого Ци сильно укрепилось, возвысилось и возглавило союз пяти самых влиятельных владетельных князей того времени. Нин Ци (寧戚 VII до н. э.) — один из ближайших помощников Хуань-гуна, родом из царства Вэй. В 685 г. до н. э. был назначен на должность дасытяня (отдаленный аналог министра земледелия), которую и занимал долгие годы. Си Пэн (隰朋 ?—644 до н. э.) — правнук циского Чжуан-гуна (на троне 794—730 до н. э.), с юных лет получавший прекрасное образование и отлично разбиравшийся в тонкостях этикета. Еще один из соратников Хуань-гуна, приведший Ци к процветанию. Дунго Я (東郭牙 VII до н. э.) — знаменитый циский сановник, славившийся безукоризненной прямотой в суждениях, образец государственного цензора, обличителя ошибок управления. Сянь Нин 弦寧 — в доступных справочниках об этом человеке ничего выяснить не удалось. В «Люй ши чунь цю» написано: 弦章, Сянь Чжан. Из составленных знатоком древних сочинений Чэнь Ци-ю (陳奇猷 1917—2006) примечаний следует, что Сянь Чжан служил при циском Цзин-гуне (на троне 547—490 до н. э.), но не при Хуань-гуне (Люй Бу-вэй. Люй ши чунь цю синьцзяоши. Т. 2. С. 1099). Ванцзы Чэн-фу (王子成父/甫 658—? до н. э.) — знаменитый циский полководец, возвышенный Гуань Чжуном. По одной из версий — дальний потомок правящего рода царства Инь.].
Данный фрагмент отличается от оригинала в «Люй ши чуньцю» лишь несколькими иероглифами да перестановкой пассажа про Сянь Нина после пассажа про Ванцзы Чэн-фу (что можно объяснить, например, различиями между списками текста). В «Люй ши чунь цю» на этом эпизод не заканчивается, но Лю Сян посчитал нужным оборвать цитирование именно в этом месте и далее добавил собственное заключение:
Ведь Гуань Чжун был способен распознавать людей, а Хуань-гун был способен назначать мудрых — вот и объединил девять владетельных князей и всю Поднебесную под своей рукой, не пустив вход военную силу, а заслуга в том — Гуань Чжуна. В «Книге песен» говорится: «Много достойнейших стало служилых людей — Царь Просвещенный в спокойствии полном живет». Сказано словно как про Хуань-гуна! [Лю Сян. Синь сюй цюаньи. С. 104. Концовка в «Люй ши чунь цю» более обширна: Хуань-гун в ответ на речь Гуань-цзы говорит: «Отлично!» — и выполняет его совет, то есть назначает всех указанных лиц на рекомендуемые должности, а над ними ставит самого Гуань-цзы, что со временем приводит к выполнению плана последнего. За этим следует рассуждение о властителе и мудрых подданных, которых властитель, верно распознав их таланты, назначил на правильные должности. См. этот эпизод в переводе Г. А. Ткаченко: Люйши чуньцю. С. 273—274. Подробнее о работе Лю Сяна с источниками для «Синь сюй» см.: Лю Сян. Синь сюй цюаньи. Предисловие. С. 9—12.].
Эта концовка из тех, что молодой филолог-древник Мэн Цин-ян (孟慶陽 р. 1981) называет «прямым суждением» 直接議論: когда Лю Сян высказывает собственное мнение по поводу рассказаной истории, не пользуюясь системой устоявшихся сравнений, опосредованно доводящих до читателя авторскую оценку [Мэн Цин-ян. «Синь сюй» сюйши ишу лунь. С. 46. Прямые и опосредованные суждения Лю Сяна содержатся более чем в сорока фрагментах из «Синь сюй»; они «часто играют роль последних мастерских штрихов в повествовании» (Хао Цзи-дун. Лю Сян «Синь сюй» чжи цзячжи цюйсян. С. 60).].
Наконец, в «Синь сюй» содержатся фрагменты, происхождение которых часто определить не удается, — короткие рассказы:
Некий чусец, рыбак, принес [улов] чускому князю со словами:
— Ныне наловил я богато рыбы: самому не съесть, продать тоже никак, да и выбросить жалко — вот и принес в подарок.
— Какие вульгарные речи! — возмутились приближенные.
— Вы не поняли, сколь человеколюбив этот рыбак! — возразил чуский князь. — Ибо слышали Мы, что в амбарах наших зерно лежит в избытке, а в стране народ голодает; во внутренних покоях [Наших] слишком много дворцовых женщин, а в стране полно неженатых; несчетные деньги впустую наполняют казенные хранилища, а в стране множество простых людей страдает от бедности — все это приметы того, что потерян истинный путь управления народом! И вот: [на дворцовой] кухне есть жирная рыба, в [дворцовых] конюшнях — тучные кони, а у народа голодный вид. Лишь государь царства, что стоит на пороге гибели, будет хранить [добро] в казенных амбарах! Мы давно знаем о подобном, но не было [у Нас] сил поступить правильно. А рыбак — он понимает все это, [он] таким способом решил надоумить Нас, и [Мы] немедленно все сделаем!
И [чуский князь] послал людей оказать помощь вдовцам и вдовицам, сиротам и бездетным старухам, открыл амбары и раздал зерно, деньги и шелк нуждающимся, а тех из дворцовых женщин, что не были на августейшем свидании, отпустил, чтобы вышли замуж за неженатых. И возликовал чуский народ, а все окрестные царства выразили покорность [Чу].
Вот сколь обязано все царство Чу излишку рыбы, преподнесенному рыбаком в подарок! Можно назвать это человеколюбивым, мудрым [Лю Сян. Синь сюй цюаньи. С. 46—47.].
Определенно: в китайской истории не было подобного правителя — ни в царстве Чу, ни в каком-либо ином древнем владении; в данном случае мы имеем дело или с намеренным вымыслом, или, что вероятнее, с записью одной из народных легенд (притч), также поступавших в императорскую библиотеку, где работал Лю Сян. Идеологически этот рассказ для Лю Сяна весьма верный, подходящий: здесь обыгрывается воспроизведенная почти дословно фраза из «Мэн-цзы» (цз. 1, ч. 1, № 4): «На княжеской кухне есть жирное мясо, на конюшне — тучные кони, а у народа голодный вид, на пустырях валяются трупы умерших от голода» (перевод П. С. Попова, 1842—1913). Забывший о добродетели правителя владыка обращается на путь истинный, в результате чего не только в его стране наступает гармония, но и соседи склоняются перед таким совершенным владыкой.
Не менее характерен для «Синь сюй» и такой рассказ:
Цзиньский Вэнь-гун отправился на охоту.
Всадник из авангарда доложил:
— Впереди — большущая змея, огромная словно дамба, перекрыла дорогу: не проехать!
Вэнь-гун сказал:
— Мы слышали, что когда владетельный князь видит во сне дурное предзнаменование, [ему] следует совершенствовать добродетель; когда вельможа видит во сне дурное предзнаменование, [ему] следует задуматься о правильных назначениях [на должности]; когда ученый муж видит во сне дурное предзнаменование, [ему] следует предаться самосовершенствованию, — только так можно избежать несчастья. Ныне Мы допустили промахи, вот Небо таким образом и предостерегает Нас. Разверните колесницу, вернемся!
— Ваш подданный слышал, что в радости не следует награждать, а в гневе не следует казнить, — ответил всадник. — Горе или беда — все это нынче лишь в грядущем, и изменить того нельзя, так отчего не продолжить охоту?
— Отнюдь нет, — сказал Вэнь-гун. — Ибо злые духи не в состоянии одержать верх над истинным Путем, а злые оборотни не в состоянии совладать с добродетелью, и до тех пор, пока не случилось еще счастье или горе, все можно изменить!
[Вэнь-гун] развернул колесницу, вернулся [во дворец], три дня предавался посту и очищению, а потом обратился [к духам] в храме предков со словами:
— Мы приносим в жертву мало мяса, к тому же не жирного, подношения [Наши] скудны — это первое преступление. Мы слишком любим охотиться, не зная никакого удержу, — это второе преступление. Мы установили высокие подати и сборы, слишком усердствуем в наказаниях и карах, — это третье преступление. Но с сегодняшнего дня и впредь [Мы] отменим сборы на заставах и рынках, не станем брать податей с охотничьих угодий, даруем прощение преступникам, со старых полей будем взымать лишь половинный налог, а новые освободим от налога вовсе!
Не прошло и пяти дней с тем пор, как все это стало делаться, как поставленный надзирать за змеей чиновник во сне увидел, будто Небесный император зарубил змею со словами: «Ты зачем заступила путь мудрому владыке? Такой проступок смерти достоин!»
[Чиновник], проснувшись, пошел взглянуть на змею — а она уж разложилась-изгнила. [Он] явился [к Вэнь-гуну], и Вэнь-гун сказал:
— Воистину: злые духи действительно не в состоянии одержать верх над истинным Путем, а злые оборотни тоже не в состоянии совладать с добродетелью, — так отчего же они не внимают закону сущего, а следуют своей [вредоносной] природе? [Недобрым знамениям] следует всего-то и ответить — добродетелью! [Лю Сян. Синь сюй цюаньи. С. 51.].
В данном фрагменте также трудно усмотреть какую-либо историческую фактологию. Ма Чжэнь-фан обоснованно усматривает в этом рассказе чистый вымысел, при это замечая, что истоки данного фрагмента восходят к пассажу из утерянной и сохранившейся в незначительных отрывках «Чжоу шу» (周書 «История [династии] Чжоу») — о дурных предзнаменованиях, увиденных во сне представителями разных социальных слоев; а также к «Цзя и синь шу», где содержится вариант данной истории [Ма Чжэнь-фан. «Синь сюй», «Шо юань» чжи сяошо каобянь. С. 48. Подробнее о «Синь сюй» также см.: Чжоу Вэй. Лю Сян сяошо ишу чэнцзю цяньлунь; Инь Цэ. «Синь сюй» чжуаньшу тили као; Мэн Цин-ян. «Синь сюй» сюйши ишу лунь; Хао Цзи-дун. Лю Сян «Синь сюй» чжи цзячжи цюйсян; Хао Цзи-дун. Лю Сян цзи «Синь сюй» шупин; Ван Су-фэн. Лю Сян «Синь сюй» чжуцзо синчжи каобянь; У Цюань-лань. Лунь Лю Сян «Синь сюй» чжундэ жэньвэнь сысян; Син Пэй-шунь. Лю Сян «Синь сюй», «Шо юань», «Ле нюй чжуань» цайляо юаньлай цзи цзягун цюйшэ фанши таньсо; и др.].
Подобные фрагменты из «Синь сюй» (а равно и из «Шо юань»), часто носящие характер записей народных преданий, и вызывают в последнее время оживленные споры китайских ученых, делящихся на два лагеря в зависимости от того, следует ли относить сборники Лю Сяна к сяошо. Например, специалистка по древней литературе Чжоу Вэй (周蔚 р. 1961) считает, что «мы должны рассматривать «Новое предуведомление», «Сад речений» и «Отдельные жизнеописания женщин» Лю Сяна как сборники коротких сюжетных рассказов эпохи Хань» [Чжоу Вэй. Лю Сян сяошо динвэй сыкао. С. 150.]. Но точка зрения подавляющего большинства современных историй китайской сюжетной прозы уже была отмечена мною выше: данные памятники в них не рассматриваются, — а сумма взглядов противников отнесения «Синь сюй» и «Шо юань» к сяошо выражена в одной из статей специалиста по циньской и ханьской литературе Чжан Хай-тао (張海濤 р. 1975): хотя в части фрагментов этих сборников и присутствует вымысел, но самый вымысел не может быть отнесен к непременным признакам сяошо; форма этих сочинений адекватна древним философским и историческим сочинениям и ни в коей мере не самостоятельна; сами же сборники носят комплексный, обобщающий характер. Это относится к сборникам в целом — ведь именно сборникам Чжан Хай-тао, вслед за историями сюжетной прозы, отказывает в праве называться сборниками сяошо; но тот же Чжан Хай-тао отмечает, что «в них есть множество историй, вполне достойных быть названными замечательными сюжетными рассказами» [Чжан Хай-тао. «Синь сюй» шу сяошо вэньтичжи пипань. С. 43.]. Уже из этих примеров очевидно, что суть проблемы состоит в попытке ряда исследователей искусственно приписать ханьским сборникам свойства, которых у них еще попросту не могло быть; с другой стороны, кажется, ни один китайский ученый, обращавшийся к материалам сборников Лю Сяна для исследования истории сюжетной прозы, не оставил без внимания фрагменты, очевидным образом близкие к сюжетной прозе последующего времени. Мнимое противоречие, таким образом, кроется в попытке механистического перенесения более поздних представлений о сюжетной прозе на ханьский материал, что заранее обречено на неудачу, тем более если речь идет не об отдельных фрагментах, а о сборнике в целом; с другой стороны, было бы неправильно отрицать ту роль, которую подобные ханьские сборники сыграли в генезисе китайской сюжетной прозы, и оставлять «Синь сюй» или «Шо юань» Лю Сяна вовсе без внимания. Сборники Лю Сяна — уже не официальные исторические сочинения, это компилятивные подборки, выполненные со вполне определенными назидательными, учительными целями, а потому включают в себя любой подходящий для этих целей материал, который оказался доступным автору, — в том числе и сюжетные рассказы.
Говорить о сформировавшихся представлениях о сяошо как о сюжетной прозе применительно к ханьскому времени явно преждевременно, а уж тем паче в современном смысле слова, — можно лишь вести речь о прототипах, истоках сяошо, о той благодатной почве, на которой сюжетная проза позднее произросла и расцвела во всем многообразии, и в этом смысле такие тексты как «Ле нюй чжуань», «Шо юань» и «Синь сюй» — яркие примеры [И в этом смысле мне кажется более взвешенной точка зрения гуансийского филолога Чжоу Юнь-чжуна (周雲中 р. 1974) о том, что «с точки зрения формы и содержания, истоков литературного слога и характерных для сюжетной прозы черт, эти сборники таковы же, какова сюжетная проза послеханьского времени, и потому целесообразно будет изучать данные три сочинения, вернув их в категорию сюжетной прозы» (Чжоу Юнь-чжун. Гуаньюй «Синь сюй», «Шо юань», «Ле нюй чжуань» дэ синчжи. С. 41). Надо отметить, что это не единичное и далеко не первое мнение подобного рода. Так, филолог старой школы Цюй Шоу-юань (屈守元 1913—2001) отмечал, что ему непонятно, почему литературоведы не учитывают важнейшей роли «Шо юань» в становлении именно сюжетной прозы в Китае, а составители различных антологий сяошо столь упорно игнорируют материалы «Шо юань»: «Нет ничего зазорного в том, чтобы включить туда и «Сад речений тоже»» (Лю Сян. Шо юань цзяочжэн. Предисловие. С. 3).].