Да, наверное, защита докторской — некоторый этап. Определенная (хотя в нынешних условиях и не совсем понятная) высота, которую необходимо взять. Вроде сорокалетия (вар.: пятидесятилетия), скажем, когда была жизнь до — и будет жизнь после. Некоторое состояние, в котором ты, быть может, пребывал и до того, но теперь имеешь официальное подтверждение. И — вне зависимости от того, что сделали с отечественной наукой те, кто отчего-то ею руководит, я по-прежнему пребываю в том интересном состоянии, которым я обязан в первую очередь отцу, академику Алимову, всегда учившему меня: наука — это храм, а в храм нельзя вламываться с грязными руками. И это — правильно. На том я стоял и стоять буду. И теперь я отчего-то чувствую это особенно. Мои покойные учителя — Пан Ин, Ольга Лазаревна Фишман, Виктор Васильевич Петров, Лев Николаевич Меньшиков, Владислав Никанорович Горегляд, Изольда Эмильевна Циперович, Марианна Васильевна Баньковская, Норберт Георгиевич Баньковский — всей своей жизнью вопиют об этом, да простят они мне эти пафосные слова, к которым были равнодушны. Мои покойные коллеги и друзья — Женя Торчинов, Миша Ермаков — жили именно так и оставшиеся после них книги суть вечное свидетельство важности этих слов: наука — это храм. Мои ныне здравствующие наставники и коллеги — Борис Львович Рифтин, Евгений Александрович Серебряков, Николай Алексеевич Спешнев, Елена Владимировна Иванова, Александр Степанович Мартынов, Вячеслав Михайлович Рыбаков, Георгий Яковлевич Смолин, Юрий Кириллович Чистов, Марина Евгеньевна Кравцова, Илья Сергеевич Смирнов, Ефим Анатольевич Резван, Константин Маркович Тертицкий, Алексей Александрович Хисматулин, Владимир Владимирович Емельянов, Александр Георгиевич Сторожук и многие другие — ясное свидетельство того, что есть еще люди, способные защитить храм от менял. И — я надеюсь,что вместе мы сможем удержать храм науки от нановостоковедения во всех его проявлениях, чтобы осталось детям и внукам, которые решатся ступить на этот зыбкий и требующий самоотверженности и — местами — самоотречения путь. И да поможет нам Будда. Амитофо.
А я — я после такой вот преамбулы хочу обозначить то, что будет с моей стороны. То, что я доведу до конца. Что сделаю и опубликую. В ближайшие годы.
Во-первых — я сделаю в ближайшие два года «Историю китайской сюжетной прозы I-X веков», ни в чем себя не ограничивая и вставляя столько переводов, сколько душа потребует. Я хочу сделать эту книгу образцовой, настолько — насколько могу, чтобы она послужила идущим за нами поколениям китаеведов важным источником информации. Я постараюсь расписать в этой книге все доступные нам ныне сборники китайской прозы данного периода, отреферировав всю существенную китайскую научную литературу, относящуюся к ним. Я знаю: мое сочинение не будет совершенным, но — оно станет надежным поводом для того, чтобы двигаться дальше, а большего я и не ищу себе.
Во-вторых — я сделаю книжку «Кайфэн: утраченная сунская столица». Это будет лукавое отчасти сочинение, потому что в основе его будет лежать полный перевод книги Мэн Юань-лао «Дун цзин мэн хуа лу», который я снабжу самым подробным научным комментарием, и в этом основное лукавство данной книжки. Ибо текст Мэн Юань-лао — хоть и достаточно хорошо известен, но ни разу на европейские языки полностью не переводился, а ведь это чуть не единственное столь подробное известие о северосунской столице, городе-герое Кайфэне. Классическое исследование Эмилии Павловны Стужиной о китайском городе XI-XIII вв. базируется в частности на Мэн Юань-лао. Нужно, просто необходимо ввести этот редчайший памятник в научный оборот.
В-третьих — у меня есть долг, и долг этот зовется «третий том китайской классической прозы в переводах академика Алексеева». Два первых тома уже были изданы — и я обязан довести дело до конца: сверить, прокомментировать, написать вступительную статью… Не знаю, как тут сложится, ибо далеко не все от меня зависит, но — сделаю максимально возможное. Ибо на уважении к учителям и наставникам стоит и будет стоять наша востоковедная наука.
Вот и все, что я хотел сказать. После того, как мои достотерпимые коллеги как один отдали свои голоса в мою пользу при защите докторской.
Я шел в науку не за почестями и — тем паче! — не за деньгами. Мне всегда неудобно, когда меня хвалят. Я шел в науку — как в храм. И — этот храм мой. Я принимаю его ношу на свои плечи. А тем, кто посмеется над моими словами, судья не я, но их собственная жизнь. Амитофо.