В своих заметках на манжетах Бэнь Кэ-ли между прочим пишет следующее:
«О кротах же рассказывает студент-пьяница Цинь.
…У начальника уезда Пу в доме и даже в кабинете было много кротов.
Днем они прятались от любопытных глаз в потайных норах, а ночью выходили на прогулку, и тогда весь дом начальника сотрясался от топота их когтистых лап. Невозможно было уснуть, так топотали кроты.
К тому же кроты эти были, верно, волшебной природы, потому что когда входили в кабинет, посвечивая себе лампами, никаких кротов там не заставали. А топот слышался по-прежнему, да такой, что даже стол начальника едва не ходил ходуном. Не раз звали в дом мудрецов, прося избавить от удивительной напасти, но мудрецы оказались бессильны. Уездный начальник подумывал уже о том, чтобы выстроить себе новый дом, в другом месте, но ведь недостойно ученого мужа спасаться бегством от каких-то кротов, пусть и волшебных.
Как-то в тех местах оказался студент-пьяница Цинь, приехавший из столицы отдохнуть после сдачи экзаменов. Был он человек горячий и решительный, и о всяком волшебстве слышать не хотел. Все, говорил он, что нас окружает, только различные комбинации пяти элементов, а прочее, мол, выдумки. Услышав о волшебных кротах, он, однако, преисполнился любопытства. Так как отец его находился в дружбе с начальником уезда, студент без труда выговорил себе право провести ночь в кабинете, где плясал стол и слышался кротовый топот. В условленный день он явился в дом уездного начальника, прихватив с собой бутылку вина, уселся в кабинете и принялся ждать.
Как только дом затих, а в окно заглянул молодой месяц, студент словно почувствовал что-то. Он беспокойно заозирался, но никого не увидел. Немного успокоившись, он налил себе чашку вина, и уже поднес ее к губам, как вдруг что-то мягкое и теплое коснулось его шеи. В испуге студент обернулся, расплескав вино.
Каково же было его изумление, когда он увидел за своею спиной прекрасную девушку, одетую в странную бархатистую одежду черного цвета. Девушка прикоснулась к его шее своей ладошкой, но, когда студент обернулся, быстро отдернула ее.
«Кто ты?» — спросил студент-пьяница Цинь, у которого, как говорится, от красоты девушки в глазах помутилось.
«Я — вторая Ляо, младшая дочь начальника уезда, — ответила девушка, зардевшись. — Я прознала о вашей смелости, и хотела хоть одним глазком поглядеть на такого храбреца».
«Помилуйте, — возразил студент, — что ж за храбрость — караулить кротов? Если б я поднялся к небесам на воздушном змее, или уплыл бы в далекие заморские земли — тогда вы могли бы мною гордиться. А кроты… ну что ж, что они топочут? Да к тому же я сомневаюсь, что это кроты».
«А что же тогда здесь происходит, по-вашему?» — спросила красавица, придвигаясь ближе к студенту.
«Верно, пять основных элементов соединяются здесь в какой-то неизвестной доселе комбинации, — важно объяснил студент, наливая девушке вина. —Но я хочу увидеть это, что называется, своими глазами».
«Ах, — сказала вторая Ляо, неожиданно обвивая его шею своими тонкими ручками, — неужели вы хотите увидеть своими глазами только это? Ведь в мире и кроме кротов есть много всего интересного…»
На это студент-пьяница Цинь не нашелся, что ответить…
Утром начальник уезда с пристрастием расспросил студента о том, что он видел в кабинете, и очень удивился, когда студент заявил, что никаких кротов там не было и в помине. Оказалось, что ночью невидимые кроты шумели громче обычного, а дом трясся, как если бы прямо под ним заворочался подземный дракон. Но студент ничего и слышать не хотел; твердил, что ночь провел спокойно, за чтением Конфуция; но при этом все время прятал глаза, как будто чувствовал себя в чем-то виноватым.
Вернувшись домой, он как бы между прочим спросил отца, просватана ли уже младшая дочь уездного начальника, вторая Ляо. Каково же было его удивление, когда выяснилось, что обе дочери начальника уезда умерли еще во младенчестве. Почувствовав неладное, студент бросился к себе в комнату, разделся догола и внимательно осмотрел себя… И точно — кое-где к телу прилипли черные бархатные шерстинки… С тех пор студент-пьяница Цинь, говорят, очень переменился. Он уже не утверждает, что волшебства нет на свете, и не пытается все объяснить комбинацией пяти элементов. Кроме того, он начал вырезать из красного дерева прелестные маленькие фигурки кротов, и уставил ими весь дом. Пьет он, однако, по-прежнему».
Я же, Отшельник Кэ-и, набравшись как следует храбрости, скажу так: невиданные доселе вещи описывает Бэнь Кэ-ли! С древности передают о том, как лис беседовал с резным столбом, как душа обманутой наложницы утащила под воду своего обидчика, как пес оборачивался фонарем, эти и сотни сотен других странных историй, — но впервые слышу я о кротах, что толпами-кучами толпятся, трык-трык — по ночам когтями стучат! Воистину удивительно! Есть от чего потерять разум!
Примечания Неизвестного. Бэнь Кэ-ли. — В разных книжных собраниях нашей страны и за ее пределами нам удалось отыскать упоминание всего одного лишь текста, подписанного этим именем, а именно «Сказания о низвержении Небесной крепости, выстроенной великанами», но кроме названия от данного сочинения более ничего до наших дней, к сожалению, не дошло. В частных библиографиях есть указания на то, что «Сказание…», насчитывавшее более двадцати цзюаней, было утеряно еще до времен правления императора Ельцина (на троне 1991—1999), и внятно судить о его содержании мы не можем. Также неясно, что имеет в виду Отшельник, говоря о «Записках на манжетах» — не исключено, что так называлось еще какое-то ныне утраченное сочинение Бэнь Кэ-ли, с которым так или иначе был знаком автор «Записок Отшельника Кэ-и», но возможно это просто некая, теперь уже нечитаемая метафора, ибо какой же здравомыслящий человек будет писать на манжетах, не говоря уж о том сколько этих самых манжет для подобного предприятия понадобится! Однако в антологии сюжетной прозы «Твари, люди, вещества» нам повезло разыскать фрагмент, который выше цитирует Отшельник Кэ-и, и теперь нам есть, что сказать по этому поводу, что мы и проделаем ниже, в соответствующих примечаниях.
Студент-пьяница Цинь. — Судя по всему, Бэнь Кэ-ли был лично знаком с этим человеком; он и поведал Бэню данную историю. Цинь — довольно распространенная фамилия: ее носил, например, известный похоронных дел мастер, воплотивший в жизнь новаторскую идею массовых захоронений заживо, а также впервые в истории применивший метод промышленного сжигания мусора, император Цинь Ши-хуан. Цинь Ши-хуан любил выпить, однако пьяницей никто пока что его не называл; ясно, что здесь речь идет не о нем.
…У начальника уезда Пу в доме и даже в кабинете было много кротов. — Досадное многоточие в начале данной фразы прямо свидетельствует об отсутствии каких-либо указаний на временной период, когда происходило дело; самое печальное, что это же многоточие есть и в нашем списке текста, так что установить точное время действия по девизу правления мы не в состоянии. Зато можем смело утверждать, что Пу — не фамилия начальника, а название самого уезда, ибо в нашем списке сказано «Пусянь», то есть «уезд Пу», где Пу — географический термин, относящийся к провинции Шаньдун, а «сянь» — родовой знак для административной единицы типа «уезд».
Невозможно было уснуть, так топотали кроты. — Здесь в тексте Бэнь Кэ-ли и в нашем списке наличествуют серьезные расхождения, ибо у нас сказано: «Домашние очень пугались, и никто в доме ночь напролет не мог сомкнуть глаз». Так бывает: бессонница, Гомер, тугие паруса. Что же до кротов (Tapla: T. europea, T. caucasica, T. altaica, T. streeti, etc.), то достоверно судить о том, какой вид в данном случае топал, мы не можем, но представляется разумным предположить, что речь идет о кроте когтистом (T. clawsia), по историческим сочинениям известном еще как «крот когтистый прыгучий», в настоящее время полностью вымершем. Об этом кроте в «Убедительном продолжении Книги гор и морей», в частности, говорится следующее: «На западе живет крот когтистый. Размером велик. Соплив. Имеет четыре глаза на голове и еще один на спине. Ни один глаз не видит: слепые. Любит грызть крапчатый нефрит. В полдень забирается на вершину горы и, если поблизости нет фениксов, прыгает. Высоко, на два с половиной чжана (один чжан — более трех метров. — Прим. прим.). Если прыгнет на три чжана — на сто ли (один ли — около полукилометра. — Прим. прим.) кругом обрушивается засуха. Снега однако боится».
К тому же кроты эти были, верно, волшебной природы, потому что когда входили в кабинет, посвечивая себе лампами, никаких кротов там не заставали. — Опять расхождения в списках: вместо «волшебной природы» — «существа необычайные»; «когда входили» — пропущено «домашние»; «никаких кротов» — просто «никого». И еще в конце: «Пусто!» Материал просто взывает к созданию современного критического текста.
Не раз звали в дом мудрецов… — В нашем списке: «Много раз начальник приглашал магов и бродячих даосов, прося избавить от наваждения и утихомирить нечисть, но все без толку — топот так и стоял». И правильно: чего мудрецов-то звать? Чем, например, могут помочь абстрактные философствования в борьбе с кротами? Вообще же, забегая вперед, считаем своим долгом подчеркнуть, что на протяжении всей рассказанной Цинем истории ни одного крота никто так и не видел — следовательно, в данном случае речь идет не о кротах и каких-либо признаках их появления, а о народном китайском поветрии, именуемом «кротовий топот», случающемся, как известно, в крайне неурожайные годы, про которые говорят: «Даже кроты — и те убежали». То есть настоящий пафос данного рассказа заключается в неумении уездного начальства распознать зримые приметы будущего народного горя. Бэнь Кэ-ли безжалостно бичует давно прогнившие основы средневекового феодального общества, даже лучшие, думающие представители которого, вместо того, чтобы облегчить жизнь простых пейзан, предаются мелким интрижкам и распивают в свое удовольствие вино в роскошных ученых павильонах, а простые люди в это время содрогаются перед громом неумолимого кротовьего топота.
Был он человек горячий и решительный. — В нашем списке: «Глаза выпученные, рожа красная — вольный дух так и прет, так и стремится, речи прямые, слова безыскусные — непреоборимый смысл так и режет, так и сечет». То есть перед нами типичный образчик студента-вольнодумца, готового, очертя голову, броситься под воздействием выпивки в самое рискованное предприятие и не очень задумывающегося о последствиях, а судя по сказанному ниже, — еще и приверженца натурфилософской школы иньянцзя, примитивная диалектика которой никого еще до добра не доводила.
Прихватив с собой бутылку вина, уселся в кабинете и принялся ждать. — В нашем списке: «…Прихватив с собой чайник молодого коричного вина, свежих фруктов и «Новое иллюстрированное издание Похождений Симэнь Цина», вошел в кабинет, засветил масляную лампу, уселся и принялся ждать». Все описание говорит о том, что студент — человек крайне независимый, нрава буйного, прекрасно чувствующий себя в любых обстоятельствах, которые умеет обустраивать к своему удовольствию и пользе. Очень важно и упоминание о легендарном сексуальном новаторе и экспериментаторе Симэнь Цине, что прямо говорит: данная история определенно имела место никак не раньше XVI в. Подробнее см.: Цзинь пин мэй, или Цветы сливы в золотой вазе.
Как только дом затих, а в окно заглянул молодой месяц, студент словно почувствовал что-то. — Нельзя умолчать о существенных расхождениях с действительностью в этом фрагменте. Молодой месяц, само собой, никак в окно заглянуть не мог, ибо окна нормального дома заклеивали плотной провощенной бумагой, и если бы у Бэнь Кэ-ли было сказано, что месяц проковырял в бумаге дырочку и заглянул в нее, это вызвало бы гораздо меньшее недоумение. Так или иначе, но в нашем списке сказано: «Когда на городской башне пробили стражу и все в доме затихло, студент ощутил такое-этакое — сладко-зовущее, непонятно-тревожное». И дальше: «Он беспокойно заозирался, но никого не увидел. Немного успокоившись, он налил себе чашку вина, и уже поднес ее к губам, как вдруг что-то мягкое и теплое коснулось его шеи. В испуге студент обернулся, расплескав вино». В нашем списке: «В ноздри ему ударил незнакомый аромат — словно близко-близко распустились неведомые цветы. Студент смотрит туда, смотрит сюда — никого, лишь сверчок в полном довольстве вэнь-вэнь, трень-брень поет на стене. Студент сызнова наполнил чашу вином, перелистнул «Симэнь Цина» — как вдруг шеи его коснулось мягкое-теплое!..» Далее по тексту. Важно отметить, что студент слышал удар колокола; это свидетельствует о том, что настала именно вторая стража, потому что по свидетельству Оуян Сю в третью стражу в колокол не бьют (см. «Шихуа отшельника Лю-и»).
Каково же было его изумление, когда он увидел за своею спиной прекрасную девушку… — В нашем списке: «Видит — прекрасная ликом дева, сама вся в черных одеждах, мехом неведомым переливающихся, дотронулась и отдернула руку». Довольно распространенный прием ввода в сюжетный текст нового персонажа. Ср. у А. С. Пушкина: «О, тяжело пожатье каменной его десницы!», и др.
Вторая Ляо — весьма странное имя для девушки, однако чего только можно ожидать от явившейся среди ночи неизвестной красавицы! Впрочем, данный знак вполне может переводиться и как «болтушка», а это некоторым девушкам очень даже свойственно.
Если б я поднялся к небесам на воздушном змее. — В нашем списке сказано то же самое. Данный пассаж определенно дает возможность получить принципиально новые сведения о повседневной жизни городского населения старого Китая в части, касающейся транспорта. Жаль только, что Бэнь Кэ-ли никак не обозначил, какова была грузоподъемность, ресурс хода, высота полета и срок службы таких воздушных змеев, а уж об их конструктивных особенностях остается лишь гадать. Быть может, будущие исследования дадут в руки пытливым ученым новые сведения из данной области.
Пять основных элементов. — Как известно, помимо пяти основных элементов (огонь, вода, металл, земля и дерево) существует еще куча других, что убедительно показал изобретатель водки и борец за права студентов-химиков Д. И. Менделеев (1834—1907), но нам в данном случае важно не это, а то, что простой студент также знает о множественности элементов, что опять же выводит на новый уровень наши представления о развитии науки в старом Китае, где даже студенты обыденно рассуждали о том, во что и поныне с трудом верят иные наши современники.
На это студент-пьяница Цинь не нашелся, что ответить… — В нашем списке содержится немного более полная информация об этом эпизоде: «Ну конечно! — с улыбкой произнес студент, указывая на «Новое иллюстрированное издание Похождений Симэнь Цина». — А что вы про такое скажете?» На это дева не нашла слов ответа, и они со студентом слились в совершенной близости, вкусив сполна все земные радости…»
С пристрастием расспросил. — Обычная формула, подразумевающая допрос в уездном управлении, когда информанту для начала давали батогов, а уж потом заковывали в кангу и ставили на колени перед лицом начальника. Практика показывает, что при такой постановке вопроса утаить что-либо существенное практически невозможно; отсюда становится понятно и удивление начальника уезда, когда студент Цинь упорно отрицал ночные признаки деятельности кротов с когтями.
Заворочался подземный дракон. — Как широко и буквально всем известно, в Китае подземные драконы никогда не водились — лессовый грунт, большая скученность населения, лапша по-сычуаньски и другие внешние факторы, неблагоприятные для расселения подземных драконов, сделали свое черненькое дело; так что здесь, видимо, описка. Подтверждением тому служит и наш список текста, где прямо сказано: «Словно недалеко прошел одноногий Куй». В данном случае Куй — сановник, служивший по музыкальной части при дворе легендарного императора Шуня, одноногий великан, передвигавшийся прыжками, от которых дрожала земля. Подробнее см.: Му Да. Куй и цзу (И одной ноги Кую достаточно). Б/м, б/г. Ксилограф.
Но студент ничего и слышать не хотел; твердил, что ночь провел спокойно, за чтением Конфуция; но при этом все время прятал глаза, как будто чувствовал себя в чем-то виноватым. — То, что студент «ничего и слышать не хотел», легко объясняется последствиями допроса с пристрастием: Бэнь Кэ-ли гуманно опускает некоторые детали, чтобы слишком не травмировать читающую публику. Между тем, очевидно, что к тому времени Цинь попросту оглох и ничего слышать уже не мог в принципе, а повторял как заведенный, что читал, де, Конфуция, хотя на деле повторял подвиги Симэнь Цина, сверяя технику по красочным иллюстрациям. «Будто чувствовал себя в чем-то виноватым» — нормальное состояние любого, попавшего на допрос с уездное управление.
С тех пор студент-пьяница Цинь, говорят, очень переменился. — В этом нет вовсе ни капли удивительного, учитывая обстоятельный разговор с начальником уезда: глухота, сломанные ребра, обильные внутренние кровоизлияния и тому подобные травмы средней тяжести — все это и в наши дни весьма способствует перемене взгляда на вещи. Так, например, известный персонаж художественной прозы в виду перспективы распятия на кресте тут же признался, что правду говорить легко и приятно, а другой герой русской народной сказки, стоя перед неизбежностью быть съеденным заживо, моментально выложил всю свою немудреную историю и подробно перечислил всех тех лиц, которые уже пытались его съесть, однако же он «ушел». Такие примеры можно продолжать.
Как лис беседовал с резным столбом, как душа обманутой наложницы утащила под воду своего обидчика, как пес оборачивался фонарем. — Череда тонких намеков, как нельзя лучше характеризующих литературную эрудицию Отшельника Кэ-и: лис и резной столб — отсылка к истории из сборника «Записки о поисках духов» известного сказочника Гань Бао (VI в.), где задумавший как следует подурачить местного боярина лис-оборотень беседует со столбом, и последний предостерегает лиса, поскольку при боярине подвизается известный мудрец Чжан Хуа (232—300), умеющий видеть суть вещей. Для столба, кстати, все кончилось печально: сожгли. А нечего беседовать с лисицами! Душа наложницы — отсылка к рассказу из сборника Лю Фу (XI в.) «Высокие суждения у дворцовых ворот», в котором некий приказчик заводит себе любовницу, а потом, имея виды жениться, избавляется от нее, бросив в реку; покойная любовница однако появляется в самый неподходящий момент, то есть во время свадьбы, и утаскивает вероломного под воду прямо из-под венца. Пес, оборачивающийся фонарем, — отсылка к короткому рассказу Пу Сун-лина «Фонарь-пес», где пес становится фонарем и наоборот. Словом, вполне заурядные истории из обычной китайской жизни.
Трык-трык — звукоподражание стуку когтей по деревянному полу, или, говоря научным языком, омонотоп.