Нечто вроде анонса. В ближайшее время из типографии выйдет книжка. Небольшая: двенадцать листов, в 32-ю долю, то есть мелкая, переплет, балакрон, тиснение в две краски, цветная вклейка в блинте (вот эта самая девица с картинки). Официальная четвертая полоса такая:
Алимов И. А. Девушка с озера Сиху: Хун Май и его сборник «Записи И-цзяня». — СПб.: «Петербургское Востоковедение», 2018. — 336 с. (Классика старой китайской прозы).
Настоящая книга представляет российскому читателю знаменитого китайского книжника Хун Мая (1123—1202) и его величайшее достижение — «Записи И-цзяня», коллекцию рассказов об удивительном. Книга состоит из двух частей: рассказа об авторе и его собрании, но большей частью из избранных переводов самых лучших рассказов из «Записей И-цзяня».
Издание предназначено для историков литературы, специалистов в области исторической этнографии, а также для самой широкой аудитории, интересующейся старым Китаем.
Тут девяносто шесть страниц — про Хун Мая и «И цзянь чжи» (夷堅志 «Записи И-цзяня»),исследование, а остальное — переводы. Причем, совершенно не перегруженные примечаниями, примечания я оставил только те, без которых ну совершенно не обойтись. Переводы претендуют на некоторую художественность. Что же до серии «Классика старой китайской прозы», то это в ней первая книжка, но, надеюсь, не последняя. Более того: надеюсь, что серия будет развиваться не только моими силами.
Ну и в дополнение — немножко тех самых переводов:
Странная женщина из столицы
В годы правления под девизом Сюань-хэ (1119—1125) один столичный ученый в вечер первого полнолуния года отправился гулять. Дошел до терема Мэймэйлоу, а там — такая толпа гуляющих, шагу не ступишь! Тогда он свернул в сторону и увидел вдруг красивую женщину, стоявшую с растерянным видом — будто у нее что-то пропало. Ученый обратился к ней, и женщина сказала:
— Вместе с подругами я пошла любоваться фонарями, но тут людей толчется столько, что я потеряла своих товарок и не знаю теперь, куда идти…
Ученый стал обольщать ее речами, и женщи-на обрадовалась:
— Я уже столько здесь стою, скоро точно кто-нибудь уведет меня силой и продаст, так лучше уж я пойду с вами!
Ученый возликовал, схватил ее за руку, повел к себе.
Прошло полгода, он полюбил ее чрезвычайно глубоко. А женщины так никто и не хватился.
Однажды ученый позвал на вино своего лучшего друга и велел женщине прислуживать им за столом. Все прошло прекрасно.
Через несколько дней тот человек пришел к ученому снова.
— Эта вот женщина, которую я видел, — сказал он, — откуда она у тебя?
— Я ее за золото купил, — солгал ученый.
— Ну нет! Ты должен сказать всю правду!.. Вечером того дня, когда мы пили вино, я заметил, что пламя свечи меняло цвет каждый раз, когда она проходила мимо. Я еще подумал, что это не человек. Надо проверить!
— Да мы вместе уже несколько месяцев! — заупрямился ученый. — Быть такого не может!
Друг не стал больше настаивать, но сказал:
— Наставник Ван Вэн-цин из храма Бао-чжэньгун известен искусством писать амулеты. Давай навестим его. Если это какая-то нечисть, он непременно скажет, а если нет, то ведь и вреда тоже не будет.
И они отправились.
Наставник Ван, едва увидев ученого, в страхе воскликнул:
— Очень силен нечистый дух! Почти невозможно совладать! То нечисть не из обыкновенных, с простыми злыми духами ее и не сравнить!
И, тыча пальцем в сидевших в зале посетителей, добавил:
— Скоро вы все будете давать свидетельские показания!
Присутствовавшие были очень напуганы. Ученый же, помня, что перед тем сказал ему друг, не посмел больше ничего скрывать и обо всем наставнику рассказал.
— А что эта тварь больше всего ценит? — спросил наставник.
— Привязной кошель, работы весьма искусной. Она все время носит его на поясе и никому не показывает.
Тогда наставник Ван написал красной тушью два амулета, подал ученому и сказал:
— Идите домой, подождите, пока она уснет, и тогда один амулет положите ей на голову, а второй — в кошель.
Только ученый ступил на порог, как женщина начала страшно ругаться:
— Уже сколько времени прошло с тех пор, как я вверила вам себя, а доверия вашего так и не добилась — вы даосам велите амулеты писать! Отчего вы считаете меня нечистью?!
Ученый поначалу отнекивался и изворачивался, но женщина сказала:
— Мой слуга донес, что один амулет вы хотите положить мне на голову, а второй — в кошель. К чему говорить неправду?
Ученый не мог больше спорить.
Он потихоньку сходил к слуге, но тот ничего знать не знал, и ученый лишь укрепился в своих подозрениях.
Настал вечер, он стал ждать, когда женщина уснет, но она при свете лампы шила одежду и дорас-света не сомкнула глаз.
Не зная, что теперь делать, ученый снова пошел к наставнику Вану.
— Она не выдержит более одной ночи, — сказал ему Ван с улыбкой. — Нынче вечером непременно заснет. Делайте, как я велел.
Ночью она действительно заснула, а ученый положил амулеты туда, куда было велено.
Наутро женщина пропала, и ученый счел, что она уж больше не вернется.
Вдруг через два дня из кайфэнского управления прислали тюремного смотрителя — схватить наставника Вана и бросить в узилище.
— В таком-то доме жена хозяина три года лежала больная. И вот, когда болезнь обострилась, она вдруг громко выкрикнула: «Наставник Ван из храма Баочжэньгун убил меня!» И с теми словами умерла. Домашние стали ее обмывать и увидели в волосах и в поясном кошеле по амулету. Составили бумагу в управление, говоря, что вы, наставник, дьявольским образом погубили их дочь! — объяснил чиновник.
Ван подробно изложил, как все было, позвал ученого, а также бывших у него в тот самый день посетителей. Показания их всех в точности совпали, и Вана освободили от наказания.
Наставник Ван был родом из Цзяньчана.
Рассказал Линь Лян-гун.
Линь учился вместе с приятелем ученого.
Ван Цюань стреляет в сороку
Когда военный губернатор Цзянькана ВанЦюань был еще никому не известен, он уже хорошо стрелял из арбалета, никогда не промахиваясь.
В начале годов под девизом правления Шао-син он под началом Хань Ши-чжуна отправился в Цзяньчжоу усмирять Фань Жу-вэя.
Однажды, захватив арбалет, Цюань ушел в горы. Увидел далеко на дереве сорочье гнездо и выстрелил, но попал или нет — так и не понял. Вдруг услышал человеческий голос за плечом:
— А если бы тебе стрелу в глаз влепили, каково бы было, а?
Обернулся — никого! Осознав, что происходит нечто необычайное, Цюань торопливо поднялся к дальнему дереву, смотрит — сорока со стрелой в глазу, скорчилась в гнезде, лежит мертвая. В ужасе Цюань выхватил меч и искрошил арбалет в щепки.
А вскоре, сойдясь в сражении с бунтовщиками, Цюань получил стрелу ровно под переносицу, близ уголка глаза. Глаза он лишился, не сумели сохранить, и потом долго недужил, пока наконец не пошел на поправку.
Даос из Шанъю
Когда мой земляк Дун Пу на четвертый год под девизом правления Сюань-хэ (1122)был назначен помощником начальника уезда Шанъю, что в воеводстве Наньань, там объявился даос — ростом, может, немного выше шести чи. Он пришел из-за гор и сказал, что совершает паломничество на Южный пик. Был он весьма остер на язык.
Дун в честь даоса устроил пир. Позвал гостей и попросил даоса явить собравшимся свое искусство.
Тот взял плетеную бамбуковую корзину без дна и набросал в нее глины. Собралось несколько сотен гостей. Даос предложил каждому взять по куску, размером примерно с боб, и положить в рот. Все выразили согласие. Тогда даос попросил всех подумать, чего они желают, — кто-то возжелал фруктов, кто-то еды, кто-то сладостей, вне зависимости от того, есть ли подобные вещи в той местности в это время года. Даос, набирая полную грудь воздуха, изовсех сил дул каждому в рот, и глина вдруг стала превращаться в то, что каждый заказал! Даос запретил это жевать или глотать, ведь глину можно превратить во что-нибудь другое. И тут у всех, кто пожелал мяса, оно превратилось во фрукты, а фрукты у пожелавших их — в мясо; происходило великое множество превращений, раз за разом, без конца, а ведь это была-то простая глина!
Один из домочадцев Дуна, не очень-то веря даосу, подозвал слугу и велел выйти вперед:
— Назови ему что-нибудь, и что бы ни получилось, говори, что это не то, что ты испросил. Посмотрим, что даос будет делать тогда!
Слуга взял в рот глину и крикнул:
— Пусть будет вишня!
Даос дунул ему в рот и спросил:
— Ну как?
— Нет, не вишня! — отвечал слуга.
Три раза пробовал даос, три раза слуга твердил свое.
— Так ты хочешь посмеяться надо мной? — с улыбкой спросил даос. — Тогда я тебя проучу!
Он снова дунул слуге в рот, и глина превратилась в большую головку чеснока. Чесночный дух распространился вокруг, так что слуга уже не мог отрицать очевидное. Даос же, повернувшись к собравшимся, молвил:
— Этот человек долго надо мной издевался! Следует и вам, господа, убедиться в этом!
Ткнул пальцем в рот слуги и произнес:
— Коровья лепешка, явись!
Только сказал, как нестерпимая вонь заполнила двор, слуга принялся неистово плеваться, кинулся за водой, стал полоскать рот. Долго еще ворту у него было гадко.
Собравшиеся громко смеялись, исполнившись еще большего почтения к даосу.
Тот стал прощаться. Денег не взял, выпил лишь несколько шэнов простого вина и ушел.
Так и осталось неизвестным, откуда он и как зовут.
Хун Ин-сянь (Бан-чжи), внук Дуна по материнской линии, тогда жил в Шанъю вместе с дедом и сам все это видел. И мне рассказал.
Столичная винная лавка
Когда Лянь Бу, второе имя Сюань-чжун, иСунь Тань, второе имя Сяо-чжи, учились в столичном училище Тайсюэ, однажды на праздник фонарей они с еще одним однокашником испросили отпуск втроем и отправились гулять. Насмотрелись на фонари и празднества, нагулялись так, что ноги загудели, но все думы их были только о красавицах.
Пробили четвертую стражу.
Гулявшие почти все разошлись. Тут вдали показался всадник, а за ним пешие сопровождающие. Всадник приблизился, студенты вгляделись — а это прекрасная девушка! Они последовали за ней, интересуясь, куда та направляется, а девушка, доехав до винной лавки в переулке, вдруг спешилась, купила вина и стала в одиночестве выпивать, изредка перебрасываясь шутками со своими спутниками.
Студенты тоже зашли в лавку, заняли стол напротив, спросили вина и, не будучи в состоянии сдержать чувства, окликнули девушку:
— Не присоединитесь ли вы к нам?
— Охотно, — радостно ответила девушка и поспешно пересела, устроившись напротив приятелей. Студенты подумали, что это известная певичка. Голова девушки была покрыта платком, не позволявшим разглядеть ее лицо. Тогда один из студентов в шутку потянул за платок — и всеобщим взорам явилась громадная морда злобного беса, да такого страшного, что студенты хором заорали:
— Тут бес!!!
На крики выбежал прислужник: все спокойно, никого нет. Принялся смеяться над их дуростью, студенты стали рассказывать, как все произошло, но прислужник лишь отмахнулся:
— Да ведь кроме вас троих в лавке-то и не было никого! Откуда ж бесу взяться?
Всю ночь напролет студенты дрожали отстра-ха, не решаясь выйти на улицу из лавки до самого рассвета.
Чжан Бесеныш
Некий Чжан, заведовавший областным училищем в Хунчжоу, был человеком бессердечным, что с возрастом несказанно усугубилось. Если некий учащийся просил об отпуске, Чжан ни за что не давал разрешения, вместо положенных властями пяти свободных дней дозволял три, вместо трех — два, и прочие его поступки были ровно такие же. Все были очень недовольны Чжаном.
Был некто Чжан Бесеныш, прозванный так за то, что был похож на злого духа. Его стали просить изобразить из себя посланца загробной канцелярии, с тем чтобы явиться к Чжану и припугнуть его.
Бесеныш охотно согласился:
— С удовольствием исполню. Но все должно быть правдоподобным. Обязательно нужна бумага из загробного управления!
— Да какая же это должна быть бумага? — не-доумевали чиновники.
— Я однажды видел, как она составляется, — отвечал Бесеныш.
Взял лист и стал что-то мелко писать. Внизу поставил подпись.
Той же ночью все отправились к областному училищу. Ворота были уже заперты, и тут Бесеныш юркнул в щель! Чиновники пришли в ужас.
Увидев его, начальник Чжан заорал в гневе:
— Да как ты посмел, отродье?! А, тебя подослали, чтобы запугать меня!
— Прибыл по повелению Яньло-вана забрать вас, — с усмешкой отвечал Бесеныш.
Чжан развернул бумагу, стал читать, но не дошел и до середины, как Бесеныш сорвал платок и стали видны два рога у него на голове. От страха Чжан лишь охнул — и тотчас умер.
Бесеныш вышел во двор и сказал остальным:
— На самом деле я — Быкоголовый страж. В свое время мне был дан приказ забрать этого старика, но, переправляясь через реку, я потерял казенную бумагу. Вот уже двадцать лет я живу в страхе, боясь вернуться обратно. Но сегодня, благодаря вашим, господа учащиеся, стараниям, я наконец смогу доложить об исполнении приказа, ведь ныне, как говорится, шутка обернулась правдой!
Он благодарно поклонился и опочил.
У Чэнь Чжэн-миня в «Просмотренном на досуге в кабинете Дуньчжай» говорится о Ли Ань-ши из Тайсюэ, которого однокашники шуткой с поддельной грамотой из потустороннего мира довели до смерти, — весьма похоже. Но все же это разные истории.
Сановник Сюй
В начале годов под девизом правления Шао-син расследующий державный наблюдатель ХаньШу-ся, обследовав дела в Сюаньюе, что в Хунани, возвращался в столицу — как вышел ему указ прибыть в Управление департаментов для доклада верховному государеву советнику.
В то время придворные правила этикетадля чиновничества еще не установились окончательно. Некий сановник Сюй, известный своей небрежной надменностью и занимавший должность налогового эмиссара Чжэцзяна, прибыл раньше. Взглянул на зеленое одеяние Ханя, занявшего место низшего по рангу, и сделал вид, что вообще его не заметил. Ожидание затянулось, и наконец Сюй спросил:
— Вы, господин, откуда приехали сюда?
— Из Хунани.
— Нынче должность получить не так-то просто, — сказал Сюй. — Нет толку даже в том, чтобы попасть на прием к императорской родне.
Вскоре после того, как прием закончился,Сюй увидел мелкого чиновника Управления, проходившего по галерее, и приветствовал его самым уважительным образом:
— То недавнее дельце сладилось исключительно благодаря вашим наставлениям!
Чиновник начал было смущенно благодарить, но, увидев Ханя, испугался и убежал. Сюй же, не сообразив, что произошло, не менее уважительно и почти в тех же словах приветствовал следующего чиновника, но и тот быстро ретировался.
Вскоре прибыл верховный государев советник, и распорядитель во всеуслышание пригласил Ханя:
— Прошу пожаловать в Цензорат!
Услышав это, Сюй в полном ужасе помчался к Ханю молить о прощении, но второпях задел рукавом сосуд с горячей водой, что стоял на жаровне. Сосуд опрокинулся, кипяток хлынул на угли, в воздух взвился пепел, заполнив все помещение, так что Сюю не удалось сказать ни слова.
В тот день Хань был назначен правым цензором и доложил обо всех злоупотреблениях чиновников, с какими столкнулся, рассказал, как Сюй, будучи на государственной службе, подлизывается к мелким служащим, чтобы решать дела, и Сюю дали отставку.
Через несколько лет Сюй был восстановленна службе и назначен управлять Учжоу.
В то время Лю Ли-дао служил начальником Департамента церемоний и со дня на день должен был встать у кормила власти, но батюшке его не нравилось в Линьане, и тогда старика назначили судьей в Учжоу. Он замешкался с представлением начальнику области, и Сюй стал бранить его:
— Вот что старикам вроде вас не сидится дома, а?
— Сын не позволяет, вот я и здесь, — отвечал отец Лю Ли-дао.
Сюй в испуге вытаращил глаза:
— А кто же ваш совершенномудрый отпрыск?
— Да-чжун! — был ответ.
Сюй мгновенно сменил гнев на радость:
— Сударь, вы столь величественны! Хоть и пожилой, а такой здоровый, крепкий! К чему вам возня с судопроизводством, тут как раз есть вакансия наставника, прошу вас взять на себя бремя образования!
И назначил его ведающим всем областным образованием.
Конь Ван Да-лана
В годы под девизом правления Чун-нин (1102—1106) житель уездного города в Уюаньсяне Ван Да-лан заполучил доброго скакуна совершенно волшебной повадки, по всем статьям из ряда вон выходящего. Он поручил ухаживать за конем одному пареньку — тот ходил за скакуном столь умело, что конь скоро сделался упитанным и весь лоснился.
Из соседнего уезда прибыл скульптор, и некто заплатил ему за то, чтобы он вылепил конскую статую перед воротами в кумирню Пяти князей. Кто-то сказал в шутку:
— Если ему удастся что-то похожее на коня Ван Да-лана, то тогда это великий мастер и в благодарность еще и я ему денег добавлю!
Скульптор, желая блеснуть мастерством, тут же отправился к пареньку, стал угощать того вкусными фруктами, мало-помалу подружился с ним и втерся в доверие. Однажды напоил вином, увел в горы и, пока пастушок спал, самым тщательным образом замерил рост и прочие стати коня, вплоть доушей, глаз, морды и волосков в гриве — абсолютно все до мельчайших деталей, не забыл измерить и самого пастушка.
Получив необходимое, скульптор пришел к кумирне и начал работать. А когда закончил — получился точь-в-точь конь Ван Да-лана и пастушок рядом. Когда же гадатель определил благоприятный день, скульптор нанес последний штрих — сделал лошади глаза, и едва отнял руку, как конь Ван Да-лана вдруг взбесился и помчался прочь. Пастушок кинулся следом, догнал его и вскочил верхом — они поскакали прямо к еловой заводи, что к югу от города, прыгнули в воду и утонули.
После этого глиняная лошадь повадилась каждую ночь ходить к озеру пить воду или же поедать посевы на полях близлежащих деревень, после чего на озерном берегу и на полях всякий раз находили отпечатки конских копыт, а на губах глиняной лошади — присохшую ряску, и на дороге — брошенные колоски. Пастушок тоже являл чудеса: к тем людям, что возносили молитвы в кумирне, часто приходил во сне с благодарностью.
Все прекратилось лишь в начале годов под девизом правления Сюань-хэ (1119—1125), когда восстал Фан Ла и кумирня сгорела. И поныне тамошние старики рассказывают об этом.
Со слов Ли Цзэн.